- Вы хотите сказать, что её убил не я?
- Правильно. Вы стреляли в свою жену?
- Да, я бросил в неё бутылки с... бензином. Она загорелась. Чтобы она не мучилась, я выстрелил в неё несколько раз. Потом убежал.
Коричневая кожа на лице Пучкина покрылась мелким бисером испарины, когда Максим презрительно скривил губы и замотал головой.
- Сколько выстрелов вы сделали?
Пучкин поставил кружку с недопитым чаем на тумбочку, вытер костистой ладонью пот со лба, но промолчал.
- Из какого оружия вы стреляли?
Ответом было упрямое молчание.
- Куда делось оружие? Вас задержали недалеко от места преступления, Василий Андреевич. При вас не было никакого оружия. На ваших руках не было следов пороха. По пулям мы выяснили, из какого оружия стреляли в вашу жену. Это обрез очень старого ружья. У стрелявших из него обязательно остаются следы пороха на руках и одежде. Гражданка Тунангаева также изменила свои показания, и показала, что нападавших было двое. Вас она задержала. Кто был вторым?
Пучкин молчал, но не отводил взгляда. Когда пауза немного затянулась, он вздохнул.
- Это было не ружьё. Не обрез. Пистолет.
- Да? И где он?
- Я его выбросил.
- Район был обыскан по сантиметру. Кто был вторым? Пистолет забрал с собой тот, кто стрелял.
Сняв с изголовья кровати полотенце, Василий вытер лицо и нехорошо усмехнулся.
- Вы хороший следователь, Максим. Вы заставили меня волноваться.
- Ваше волнение не имеет смысла, - сказал Максим, вставая с кровати и подходя к тумбочке, чтобы поставить кружку с недопитым и уже остывшим чаем. Сделав это, он взял конверт. Быстро бросив полотенце, Пучкин сделал попытку выхватить его из рук Максима, но сил для этого оказалось не так много. Гость был проворнее. Пучкин лишь скривился от боли и досады, хватаясь руками за свой выпирающий живот.
Повертев в руках конверт, узнав теснённый на печати знак, Максим вернул конверт Василию.
- Что он вам пишет? Без вашего согласия я не хочу рыться в вашей корреспонденции, хотя имею полное право изъять любой предмет, который посчитаю причастным к расследуемому делу.
Пучкин, осторожно, по очереди спустил ноги с кровати и стал на пол коричневыми иссушенными страшной хворью стопами.
- Вы поможете мне выйти на улицу? Одного здесь не имеют права отпускать.
- Наверное, надо спросить об этом доктора? - догадался Григорьев.
- Будьте добры, - тяжело вздохнул Пучкин. - Стены меня угнетают. Их слишком много было в моей жизни в последнее время. Хочу весны и воздуха.
