Но этого же нет! А есть очень странный, хотя и такой юный человек, который на все смотрит, будто он все уже знает: никого не любит, никого не уважает, ни к чему не привязан и ничего не хочет. В нем развилась, материализовалась и овнешнилась самая темная, самая непритязательная и порочная часть ее души. Но почему из всего, что в ней было хорошего и даже дурного, природа для наследия выбрала именно это? То, что она глубоко в себе таила, забивала образованием и книжной премудростью, и то, что в ней, несмотря на самозапреты, постоянно прорывалось, в ее сыне стало основным содержанием.
Зловредная бабенка, склонная к истерикам, презирающая всякого, кто не равен ей, готовая унизить всякого, кто хоть сколько-нибудь ей противостоит, хоть сколько-нибудь наделен достоинством - вот кто она, если подчиняется этой части души, и сама справедливость (что чаще), если подчиняется другой. Но она женщина, она имеет право на двойственность, на дуализм, а он, мужчина,- такого права не имеет, и вот ему выпал жребий наследовать первую, природную, а не вторую, государственную, ее часть. Наследуй он вторую, он был бы вождем, достойным своего народа, а теперь...
— Ты звала меня, мам?
— Да, я звала тебя, сынок. Подойди ко мне, к своей матери.
Но она еще поборется за него, она не отдаст его так просто. Собственно, уверена: не отдаст - а это все так, мимолетные сомнения, приходящие в нелучшее из настроений. А что можно с ним сделать? Заставить лучше относиться к военным упражнениям, держаться в седле, лихо, на скаку свешивая тело то с одной стороны лошади, то с другой, бросая его ей под ноги, и снова распрямляясь, допустим, он научится этому, но как заменить душу, которую она упорно хочет видеть принципиально иной.
Как сделать его уважительным к ней, его матери, и вооруженным оголтелой жестокостью против врагов, как преломить в нем этот губительный ледок инфантильности, который побуждает его на все смотреть спустя рукава, ко всему относиться без элементарного внимания, рассеянно, высокомерно, не вникая в суть вещей, пользоваться вещами, пренебрегать законами вселенной и авторитетами великих, в то же время ничего в них не смыслить, пользоваться людьми и не уважать людей, и, главное, оставаться при всем том невежественным неумейкой, нахватавшимся самых верхов, философом, чья философская основа - высокомерие, вздорность, звук «фу!».
Раздраженно и зло выговаривает она ему за его недостатки. И прежде всего за узость души, души, в которую нельзя попасть, совсем не мужской, женской, крайне субъективной, крайне несправедливой, крайне склонной к самообманыванию, трусливой, не вникающей, но отмахивающейся от всего душонки. С ним она может общаться только тем самым уголком самой себя, который он наследовал, и только в этом крысином уголке, без окон, ему во всей ней место, и поэтому она несправедлива и субъективна к нему сама.
