– Ну, ладно, – махнул я на себя рукой: тут уж, как говорится, не до красот было.
Пальчиком грозил голод, а он, как известно, не тётка и вообще не родственник. Я вспомнил о соседке, которая приходила за чем-то и потом вызвала скорую помощь, но не знал, из какой она квартиры, даже с какого этажа, и, конечно, постеснялся разыскивать её, хотя бы даже поблагодарить. Я так и не узнал впоследствии: кто это, как это – лица я её не запомнил, я даже иногда сомневался: а реально ли это соседка была? Это вполне мог быть мой ангел-хранитель в образе соседки. И вот я как бы в одежде с чужого плеча, медленно, осторожно плетусь по улице, разглядывая на стенах всевозможные объявления. Вот надпись: «Продовольственный магазин». Поднимаюсь по ступенькам, захожу в подъезд.
По запаху определяю, где продают хлеб. Купил хлеба – чёрного и белого. Хлеб, как мне показалось, был выпечен ещё до исторического материализма. В квартире напротив продавались колбаса, кое-какие рыбные консервы. «Главное – чтобы это было съедобно, – подумал я, – чтобы мои ноги могли таскать моё располневшее тело». Кое-как дотащил эту еду до своей квартиры, что погрел, что поджарил, но съел. Призрак голода растаял, как туман при порыве ветра или сквозняка. Пока я был в больнице, в санатории вокруг меня были люди, были врачи, которые могли прийти мне на помощь. Здесь же я был один, и в голову лезли иногда не очень весёлые мысли. Вспомнился как-то Толя Овсюк, который работал следователем в милиции, особенно один из его рассказов – как оказалось, очень актуальный для меня в моём нынешнем положении. Причём такие случаи не очень-то и редки.
Выезжает бригада милиции по звонку соседей, которые объясняют, что их сосед долго не выходит, и дошло уже до того, что из его квартиры раздаётся тошнотворный запах. Что ж – нужно вскрывать квартиру и заходить туда. Те, кому по обязанности нужно туда заходить, смотрят на врача, прибывшего с ними. Тот, недовольно крякнув, лезет в свою сумку, наливает в синий стаканчик спирт и подаёт по очереди тем, кому ступать в эту квартиру, а кому пока не вступать, приходится только завистливо глотать слюни. После обследования и проветривания запаковывается в непроницаемый пакет труп – бывший жилец этой квартиры, вдоволь навонявший после того, как покинул этот свет.
Сон у меня сбился. Я спал днём, если мне хотелось, бодрствовал ночью, если мне спать не хотелось. Слушал интересующие меня «вражьи голоса» в очень коротком диапазоне. Я ещё в больнице с наушниками ночами слушал «BBC», «Свободу» и прочие «Голоса Америки». Услышал я, что умер председатель Совета Министров Косыгин. От меня по утрам палата ждала новостей. И услышала эту новость, но не поверила. Стали переспрашивать у врачей, медсестёр, но те ничего не знали. Стали даже ворчать на меня – за ложную информацию. Только по прошествии суток об этом объявили официально.
