— Что, сестра, хорошо ли здесь? — спросили меня сестры.
— Очень хорошо! — говорю.
— Вот это тебе! — сказали другие две сестры, которых мы нашли в церкви, и дали мне по цветку, таких я сроду не видывала.
— Нет, — отвечаю, — надо мной смеяться станут…
— Когда опять придешь к нам, так мы тебе их отдадим, а теперь прости. Они остались, в саду, а прежние две сестры повели меня обратно в церковь. Мы подошли опять к тем же дверям, тот же диакон выпустил нас, и дальше прежним темным, узким коридором, из той же могилы опять вышли на кладбище. Сестры проводили меня до дома и в сенях простились со мной: «Прости, сестра, — сказали, — через три дня мы опять придем за тобой… все рассказывай, а трех слов… не сказывай». Поцеловали они меня: одна в голову, а другая в плечо, и пропали… Как пропали, так я и пробудилась…
Священник и все бывшие рядом старались узнать у нее, какие именно три слова ей не велено было сказывать.
— Нет, батюшка, не скажу; если скажу, то меня на здешнем свете съедят черви.
Так и не сказала. А через три дня она скончалась, тихонько, без всяких видимых страданий.
Замечательны были последние часы ее жизни: она, как передавал мне отец диакон, безграмотная, говорила как ученая; целые ночи шептала молитвы, целый час перед смертью проговорила с мужем и семьей, — учила их, как жить, чтобы спастись: «Не забывайте Бога, нищих не оставляйте, живите со всеми мирно, тяжек конец грешников!» Это были ее последние предсмертные слова. В последнее мгновение своей жизни, она оградила себя крестным знамением, на лице ее было небесное спокойствие.
Рассказ приходского священника
Летом к нам в село приехал молодой человек лет двадцати пяти и поселился в особняке у реки. Сначала он никуда не выходил, а недели через две я увидел его в церкви. Он стал часто посещать наш храм, и не только в праздники, но и в будни можно было видеть его молящимся где-нибудь в уголке, при слабом мерцании лампадки. Он всегда приходил рано, уходил позже всех, и каждый раз с каким-то особенным благоговением целовал крест. Когда мы с ним познакомились, он рассказал мне историю своей жизни:
— Мой отец был помещиком в Ярославской губернии, мы жили в небольшой деревеньке. Тихо и плавно текла моя жизнь, я был примерным ребенком. Но когда мне исполнилось десять лет, я поступил в городскую гимназию. Тяжело мне было привыкать к новой жизни. Я больше не слышал теплых слов молитвы и духовных наставлений, которые мне давали дома. Сначала я часто, подолгу молился, но язвительные насмешки товарищей, их издевательства постепенно охладили мою веру. Гимназисты были распущены, дерзили старшим, многие курили.
