— Я не принимаю никакихъ сообщенiй, предназначенныхъ для моего брата. Передайте ему завтра свои извѣстія въ конторѣ. — И вдругъ, внезапно перейдя съ англійскаго языка, на которомъ онъ говорилъ съ американцемь, на нѣмецкій, онъ разразился рѣзкимъ ругательствомъ: — ахъ, чтобы чертъ побралъ этихъ Дженкинса и Компанiю и всѣхъ ихъ агентовъ и отправилъ всю банду на ихъ проклятыя земли на Западѣ, чтобы ихъ „человѣколюбивыя“ спекуляціи пали на ихъ же собственныя головы!
Сказавъ это, Густавъ быстро вышелъ черезъ другую дверь.
Агентъ остался въ полномъ изумленіи и въ замѣшательствѣ поглядѣлъ ему вслѣдъ. Правда, онъ не понялъ части рѣчи, произнесенной по-нѣмецки, но все же ему было достаточно ясно, что слова „знаменитаго нѣмецкаго журалиста“ содержали извѣстную грубость. Къ своему огорченію онъ долженъ былъ признать, что для него не осталось никакой надежды еще сегодня сдѣлать желаемое сообщенiе. Старшаго мистера Зандова нельзя было видѣть, а младшій... Маленькій господинчикъ покачалъ головой и, направляясь къ выходу, произнесъ:
— Эти нѣмецкіе журналисты — удивительные люди!.. Они такъ нервны, такъ раздражительны!.. Если говоришь имъ комплименты, они отвѣчаютъ грубостью. Нѣтъ, наши представители печати куда вѣжливѣе, когда говоришь имъ объ ихъ большой извѣстности!
Между тѣмъ Джесси дѣйствительно заперлась въ своей комнатѣ и тамъ залилась слезами. Никогда въ своей жизни она не была въ такомъ отчаяніи, никогда не чувствовала себя такой несчастной, какъ въ эти часы. Только теперь поняла она, какъ полюбила человѣка, котораго во что бы то ни стало хотѣла оттолкнуть.
Она уже давно, когда Густавъ еще былъ въ Германіи, втайнѣ интересовалась имъ. Правда, лично его она не знала, но его статьи соткали невидимую нить между нею и братомъ ея опекуна. Съ какимъ усердіемь читала она всегда его статьи, съ какимъ восторгомъ слѣдила эа полетомъ его идеализма!.. Она чувствовала, что вполнѣ раздѣляетъ всѣ его мысли и чувства, и постепенно Густавъ сталъ для нея своего рода идеаломъ. И вотъ теперь этотъ идеалистъ явился предъ нею, чтобы, отказавшись отъ всего своего прошлаго, отдаться денежнымъ спекуляцiямъ своего брата. Онъ трусливо скрылъ отъ брата свою сердечную привязанность, сталъ громоздить интригу на интригу, лишь бы не потерять обѣщаннаго ему состоянія, а когда это состояніе было поставлено на карту, подверглось риску, тогда онъ отрекся отъ своей невѣсты и предпочелъ богатую наслѣдницу. Единственными побудительными причинами всего образа его дѣйствій были самый жалкій эгоизмъ, самый низменный расчетъ. Джесси возненавидѣла и презирала Густава всѣми силами своей души, но ея сердце разрывалось отъ того, что она должна была дѣлать это, что она была принуждена презирать именно этого человѣка.
