— Но Джесси? — воскликнула Фрида, — могу ли я наконецъ довѣрить все ей? Она относится ко мнѣ съ такой любовью, она мнѣ, чужой, какъ сестрѣ, открыла свои объятья...
— Чтобы избавиться отъ меня! — перебилъ ее Густавъ. — Да, только изъ-за этого она открыла тебѣ свои объятья. Чтобы избавиться отъ моего сватовства, она дозволила бы мнѣ ввести въ домъ кого угодно, лишь бы только это существо избавило ее оть нежелательнаго жениха. Поэтому ни слова ей! Джесси не включается въ игру! Это — мое спецiальное удовольствiе допускать, чтобы она презирала меня, и я долженъ еще нѣсколько времени наслаждаться имъ.
— Потому что для тебя все — лишь игра, — съ упрекомъ сказала Фрида. — Но вѣдь она-то страдаетъ оть этого.
— Кто? Джесси? Нисколько!.. Она просто-налросто въ высшей степени злится на мою такъ называемую мерзость, и я желаю дать себѣ по крайней мѣрѣ хоть одно маленькое удовлетвореніе, оставивъ ей эту злость.
— Ты ошибаешься, ей чрезвычайно горько, что она принуждена такъ судить о тебѣ. Я знаю, она плакала изъ-за этого.
Густавъ вскочилъ, словно подъ дѣйствіемъ электрическаго тока.
— Что? правда ли это? Ты это на самомъ дѣлѣ видѣла? Она плакала?
Фрида съ безграничнымъ удивленіемъ взглянула на его просіявшее лицо.
— И ты этому радуешься? Неужели ты дѣйствительно можешь упрекать ее за то, что она заставляетъ тебя расплачиваться за заблужденіе, которое ты самъ же вызвалъ? Неужели ты можешь быть столь мстительнымъ и мучить ее?
— Ахъ, ты, шестнадцатилѣтняя мудрость! — воскликнулъ Густавъ, заливаясь смѣхомъ. — Ты хочешь взять свою подругу подъ защиту отъ меня... отъ меня!.. Правда, ты уже очень умна для своихъ лѣтъ, моя маленькая Фрида, но въ подобныхъ вещахъ рѣшительно ничего не понимаешь, да это вовсе и не нужно. Ты можешь спокойно подождать съ этимъ еще пару годковъ. Но говори же! Когда плакала Джесси? Откуда ты знаешь, что эти слезы были изъ-за меня? Да говори же! Ты видишь же, что я сгораю отъ нетерпѣнія!
На лицѣ Густава действительно виднѣлось высшее напряженіе, и онъ читалъ слова дѣвушки буквально съ ея устъ. Фрида повидимому и на самомъ дѣлѣ ничего не понимала въ „подобныхъ вещахъ“; по крайней мѣрѣ она смотрѣла на Густава все еще съ крайнимъ изумленіемъ. Однако она уступила его настояніямъ и начала говорить:
— Недавно Джесси задала мнѣ съ укоромъ вопросъ, неужели я дѣйствительно рискну довѣрить все свое будущее такому безсердечному эгоисту, какъ ты? Я стала защищать тебя — правда, достаточно неловко, такъ какъ вѣдь я не смѣла ничего выдать и должна была молчаливо выслушивать каждый упрекъ тебѣ.
