По вызовам мы теперь больше ходили пешком, потому что проселки почти повсюду превратились в сплошные сугробы между замаскированными стенками. До многих ферм выше в холмах мы вообще добраться не могли – обстоятельство довольно грустное, так как отсутствие ветеринарной помощи, возможно, приводило к напрасной гибели многих заболевших животных. Примерно в середине марта, когда продовольствие на эти дальние фермы доставляли вертолеты, мне позвонил Берт Кили, один из тех, кто находился вне пределов досягаемости. Вересковая пустошь в высоких холмах, где он жил, и летом-то была унылым и пустынным местом, но уж теперь!..
Я удивился, услышав его голос.
– Берт? А я думал, что ваши телефонные провода давно сорвало!
– Да нет, покуда целы, бог их знает, почему. – Как всегда, молодой фермер говорил бодро. У него на верхних склонах паслось небольшое стадо, и он, подобно многим и многим, кое-как добывал пропитание из скудной земли.
– Но у меня беда, – продолжал он. – Полли только что опоросилась, а молоко не идет.
– Грустно слышать, – сказал я (Полли была единственной свиноматкой на его ферме).
– Да уж, скверно. Конечно, и поросят потерять жалко – их двенадцать, один другого лучше, – но вот Тесс как?
– Да… да… – Я тоже подумал о Тесс, восьмилетней дочке Берта, обожавшей поросят. Собственно, это она упросила Берта купить ей в подарок на день рождения свинью, чтобы у нее были собственные поросята. Мне вспомнилась сияющая мордочка Тесс, когда она повела меня посмотреть, что ей подарил папа.
– Это Полли-Свинка, – объявила она, гордо показывая на свинью в загоне, которая рылась пятачком в соломенной подстилке. – Она совсем моя. Мне ее папа подарил.
Я наклонился над загородкой.
– Да, я слышал. Ну, тебе повезло. Свинья отличная.
– Самая лучшая на свете! – девочка радостно улыбнулась. – Я каждый день ее кормлю, и она позволяет мне себя гладить. Она такая милая.
– Согласен. Вид у нее очень милый.
– Ага! И знаете, что? – Тесс даже нахмурилась и заговорщицки понизила голос. – У нее в марте будут маленькие.
– Подумать только! – воскликнул я. – Неужели? Ну, значит, тебе придется ухаживать за десятком розовых поросят. Вот такусеньких. – И я показал на свою ладонь.
От восторга Тесс даже онемела, расплылась в блаженной улыбке, уцепилась за край перегородки и начала прыгать.
Эта картина и возникла у меня перед глазами, пока я слушал Берта Кили.
– А нет ли у нее мастита, Берт? Вымя покраснело и распухло? Она плохо ест?
