Лечь спать накануне оказалось не так-то просто. С каждой минутой качка усиливалась, и, раздеваясь, я несколько раз оказывался на полу. Да и на койке меня все время швыряло из стороны в сторону – не ласково покачивало, как в прошлые ночи, а с силой бросало о стенку. Я улегся на живот, руки и ноги упер в перегородки и примерно через полчаса все-таки умудрился уснуть…
Примерно в два часа ночи я очнулся от неспокойной дремоты и оказался в совершенно незнакомом взбесившемся мире. Я летал то туда, то сюда, как мячик; ревел ветер, иллюминатор тонул в дождевых струях, а судно гремело и стонало. От стука и лязга можно было оглохнуть. Кастрюльки и сковородки, видимо, носились по камбузу в дикой пляске, где-то хлопала железная дверь, остальные звуки сливались в общую разноголосую какофонию.
Я включил свет и узрел невероятный хаос. Мои деньги, ключи, трубка и кисет с табаком кружили по полу, ящики то выдвигались на всю длину, то со стуком задвигались, кресло и чемодан скользили по каюте из конца в конец.
Нелепо изгибаясь, то и дело валясь на пол, я кое-как подобрал с него всю мелочь и забрался назад на койку. Но тут же понял, что не выдержу грохочущих ударов ящиков по креслу, снова встал, придвинул кресло к ящикам, заклинил чемодан между креслом и койкой, на которую затем с грехом пополам улегся снова. Теперь вокруг, вероятно, воцарилась относительная тишина, но свистопляска снаружи неистовствовала с прежней силой, и больше я уже заснуть не сумел.
Когда рассвело и я поглядел в иллюминатор, меня охватила тоска. Вокруг не было ничего, кроме серой водной пустыни, вздымающей огромные валы с синими гребнями в венце белой пены, которые под ударами ветра рассыпались тучами брызг. Я ощутил не слишком сладкое волнение, глядя, как наше суденышко взбирается на чудовищную волну и ухает вниз, взбирается и снова ухает. Балтийское море разыгралось не на шутку.
Я сразу подумал об овцах, но тут раздался стук в дверь и знакомый голос юнги:
– Завтрак, мистер Хэрриот.
Я поспешил в салон. Съем чего-нибудь и захвачу с собой в трюм Рауна.
За столом в одиночестве сидел капитан.
– Доброе утро, мистер Хэрриот, – сказал он и бросил на меня странно оценивающий взгляд, смысла которого я не уловил.
Я сел, с нетерпением ожидая, чтобы подали горячее. Скорее бы спуститься к овцам! К тому же меня помучивал голод, и я приналег на ветчину, селедку и копченую грудинку. Капитан следил за мной прищуренными глазами.
Несколько минут спустя появился юнга, зеленый, как трава на весеннем лугу. Он старательно не глядел на тарелку с грудой сосисок и жареного картофеля, залитого яйцом.
