Он донимал меня в довоенные дни и теперь, когда война кончилась, ничуть не изменился, только немного постарел и стал еще упрямее.
– Что случилось, мистер Биггинс?
– Ну… телка у меня того.
– Хорошо, утром приеду посмотрю ее.
– Э-эй, погодите минутку! – Мистер Биггинс все еще не был уверен, стоит ли мне приезжать или не надо, хотя уже решился позвонить. – А смотреть-то ее нужно?
– Право, не берусь судить. Как она себя ведет?
Длительная пауза.
– Да вот легла и лежит.
– Лежит? Видимо, что-то серьезное. Приеду, как только смогу.
– Да погодите вы! Не так уж она давно и лежит!
– Так сколько же?
– Последнюю пару деньков, всего-то.
– Она что, вдруг легла и не вставала больше?
– Да нет же! Нет. Какое там! – Моя тупость его явно раздражала. – Неделю не ела, а вот теперь и легла.
Я набрал полную грудь воздуха и тихо его выпустил.
– Так, значит, она неделю болела, а теперь совсем обессилела, и вы решили меня вызвать?
– Ну, да. Глаза-то у нее вроде ясные были, покуда она не слегла.
– Хорошо, мистер Биггинс. Сейчас приеду.
– Э… Приезжать-то вам так уж нужно? Не то ведь…
Я повесил трубку. По горькому опыту я знал, что такой разговор может длиться до бесконечности. И еще знал, что почти наверное еду к обреченному животному. Но вдруг, если поторопиться, что-то все-таки удастся сделать?
У мистера Биггинса я был через десять минут, и встретил он меня, как обычно: руки в карманах, голова втянута в плечи, глаза подозрительно буравят меня из-под мохнатых насупленных бровей.
– Приехали, значит? Да только поздновато.
Я успел опустить одну ногу на землю, но, услышав это, вылезать не стал.
– Уже сдохла?
– Пока-то нет. А вот-вот – и конец ей.
Я только зубами скрипнул. Телка болела неделю, я приехал через десять минут после его звонка, но его тон двух толкований не допускал: если она сдохнет, виноват буду я. Поздновато приехал!
– Ну, что же, – сказал я, справившись с собой. – Раз так, делать мне тут нечего. – И я втянул ногу в машину.
Мистер Биггинс опустил голову и пнул булыжник тяжелым сапогом.
– Что же, и смотреть ее не будете?
– Так вы же сказали, что ей уже нельзя помочь.
– Ну и сказал. А кто ветеринар-то?
– Как хотите… Я выбрался из машины целиком. – Где она?
Он помолчал.
– А за осмотр вы особо возьмете?
– Нет. Я уже здесь, и, если ничего сделать не смогу, платить вы будете только за вызов.
Картина была до боли знакомая. Молоденькая телка лежала в темном углу коровника. Провалившиеся остекленевшие глаза каждые несколько секунд подергивались в предсмертной агонии. Температура была 37.
