Он обнял Гастингса, поцеловал руки прелестной Марианны, выбежал во двор, велел оседлать лучших лошадей и помчался в крепость.
* * *
В большой тайне совершались во дворце Нункомара приготовления к сахагамане, или сати, как индусы называют сожжение вдовы. Гурдас боялся, что Дамаянти изменит своему слову и тогда найдет способ обратиться к защите англичан. В то время сожжение вдовы еще не запрещалось английским законом. Зато теперь каждый соучастник подвергается наказанию, как за убийство, но и в то время английское правительство едва ли потерпело бы насилие над такой знатной женщиной, как Дамаянти, поэтому только самые важные и надежные из браминов и кшатриев были приглашены на торжественное событие. Доступ же народа, нищих и йогов, всегда толпами окружавших дворец, предполагалось разрешить только в последнюю минуту, чтобы они по всему свету разнесли молву о случившемся. Даже во дворце только доверенные знали о предстоящем событии, а для остальных внутренний двор, где должна совершиться ужасная церемония, был заперт.
На внутреннем дворе, примыкающем к комнатам Дамаянти, отделили квадрат, окруженный высокой каменкой стеной с поддувалами, внизу защищенными железными решетками, похожий на громадную печь. Все пространство внутри стен наполнили навозом и мелко изрубленным деревом, пропитанным горючими составами и благовонными маслами. По одной стороне костра воздвигли золоченую трибуну, убранную дорогими коврами и с шелковым навесом. В середине трибуны находилась выдававшаяся вперед широкая доска, обтянутая дорогой материей и прикрепленная сзади железными крюками к полу трибуны.
Ночью посвященные в дело слуги зажгли костер священным огнем, принесенным из храма, подкидывали стружки, раздували пламя мехами, и обнесенное стеной пространство представляло море огня. Стены украсили гирляндами цветов, цветами лотоса и манго усыпали лестницу и трибуну.
Дамас со множеством жрецов пришел ночью из храма и ждал начала церемонии в большом приемном зале, где еще горела лампа со дня смерти Нункомара. В это время главные прислужницы в ярко освещенных комнатах Дамаянти одевали ее, украшая цветами и драгоценностями. Хитралекхи заплетала ей косы — самая почетная услуга, какую только может оказать служанка своей госпоже. Ее руки дрожали, когда она расчесывала роскошные волосы, вплетая в них стебли цветов. Дрожь пробегала по телу, но мрачно сверкавшие глаза неподвижно смотрели на жертву, которую она украшала для смерти, а на губах ее иногда мелькала улыбка дикой радости. Дамаянти же и при подготовке к такому жуткому обряду оставалась равнодушной: она как будто не ощущала страха, ее руки спокойно лежали на коленях, она давала надевать на себя кольца, браслеты, сидела, не поднимая глаз, и только иногда глубокий вздох вырывался из ее груди.
