, число которых росло. В Москве к весне 1923 года было 8 тысяч таких объединений
234. Но к лету 1924 года инициативу арендаторов и собственников квартир решено было огосударствить, что гарантировало нормативное суждение «О жилищной кооперации». Жилтоварищества были заменены ЖАКТами. Эти организации официально получили право распоряжаться финансами конкретного дома и распределять жилую площадь в нем. Такая самостоятельность, безусловно, является лишним доказательством плюрализма бытовых практик повседневности горожан в эпоху нэпа. Правда, период реальной вольницы ЖАКТов продолжался до нового квартирного передела в 1927 году.
Советская жилищная кооперация занималась и строительством индивидуального жилья, тем самым возрождая его как норму городской повседневности. В Ленинграде, например, при Балтийском и Адмиралтейском заводах, а также при «Красном путиловце» действовали кооперативы, пайщики которых уже в 1925–1926 годах получили первые квартиры. Строящиеся малоэтажные дома были с удобствами: электричеством, водопроводом, канализацией. Но, пожалуй, главным преимуществом являлось то обстоятельство, что жилье находилось недалеко от места работы. Рабочие, по воспоминаниям слесаря Кировского завода, Героя Социалистического Труда К.В. Говорушина, получали здесь маленькие, но преимущественно отдельные квартиры235. Малоэтажное кооперативное строительство разворачивалось и в Москве236.
В годы нэпа в городах возродился институт квартирохозяев и даже домохозяев, имевших право сдавать или продавать жилую площадь. Это было признаком наличия в советской действительности элементов нормального общества либеральной модели. Жилье можно было разыскать и на окраине в частных домах, и в центре. Петербурженка С.Н. Цендровская, описывая переезд своей семьи в город из деревни, где они жили во время голода Гражданской войны, вспоминала, что вначале пришлось обосноваться в одной комнате. Но менее чем через полгода, в начале 1924 года, «родители нашли отдельную двухкомнатную квартиру на Крестовском острове… в старом частном деревянном доме»237. Похожую ситуацию вспоминал и историк И.М. Дьяконов. Его семья вернулась в Ленинград из служебной зарубежной командировки в разгар нэпа и озаботилась поиском подходящего жилья. Дьяконов писал: «Между тем, наконец была снята квартира (тогда это еще было можно…)»238. Вновь появившиеся собственники недвижимости в середине 1920-х годов могли выбирать себе подходящих съемщиков. Приличная семья Дьяконовых, конечно, больше устраивала хозяев дома, чем прежние жильцы – «нечесаный пропойца, обихаживаемый отчаявшейся женой», расплодившие к тому же в квартире мириады блох
