Маша представила себе, что вот Семеркин ходит по двору с Зючом, а она подходит к нему, заговаривает… И Бикулина это видит! Взрыва боли, отчаянья в душе ждала Маша, но… осталась совершенно спокойной. Бикулина была более над ней не властна. Словно сухая ветка отвалилась, а дерево спокойно продолжало расти дальше. И Маша спокойно шла по Воробьевскому шоссе, и ясен был ее взгляд. «Хочется ли мне немедленно встретить Бикулину, чтобы она поняла, почувствовала, какой я стала?» — подумала Маша. И совершенно спокойно ответила себе, что ей все равно, когда она встретит Бикулину: немедленно, завтра или через неделю. Потому что происшедшее — необратимо! «Я свободна! Свободна! Теперь я сама решаю все» — Маша шла по Воробьевскому шоссе, забыв про усталость и про время.
Маша вернулась домой под вечер. Шумел великан-дуб, роняя листья, просеивая сквозь растопыренные ветки звезды. Яблоня и вишня поджимали ветки, словно обиженные собачки хвостики. Раньше почему-то Маша всегда обращала внимание на робких вишню и яблоню, теперь же дуб-великан стал ей мил, и долго Маша стояла под дубом, слушая, как гудит в стволе ветер, глядя, как прыгают в ветках смертного дуба бессмертные звезды. «И человек, — подумала Маша, — должен вот так… Как смертное дерево носить в себе бессмертные звезды…» И дальше пошла, узнавая и не узнавая все вокруг. Двор стал меньше, дом ниже, синие вечерние просветы между корпусами совсем узенькими. А вот и круглое окно-аквариум, пленявшее когда-то давно Машу закатными картинами. Из этого окна ступала Бикулина на дорожку, шириной в кирпич, ведущую на крышу, а у Маши сердце обмирало, и бесстрашной Афиной-Палладой казалась ей зеленоглазая Бикулина. Давненько, давненько не была Маша на чердаке… Маша остановилась в задумчивости перед входом на черную лестницу. Минута — и Маша была бы на чердаке! Еще минута — и Маша шла бы кирпичной дорожкой на крышу, а потом обратно. И ветер бы трепал серый плащик… «Зачем? — подумала Маша. — Зачем почитать чужое безрассудство за собственную слабость? Зачем?» — и оглянулась на дуб, ища поддержки. Дуб согласно кивнул ветвями.
Дома никого не было. На столе Маша обнаружила записку: «Ушли в кино!» Внизу отец нарисовал себя и маму, нежно обнимающихся на последнем ряду. Маша вспомнила, что ничего с утра не ела, и пошла на кухню. Но в этот момент зазвонил телефон, пришлось вернуться.
— Здравствуй, Петрова! — услышала Маша голос Бикулины. — Прогуливаем, да?
