Where the flowers ever blossom, the beam ever sрine;
Where the light wings of Zephyr, oppressed with perfume
Wax faint o'er the gardens of Gul in her bloom;
Where the citron and olive are fairest of fruit,
And the voice of the nightingale never is mule;
Where the tints of the earth, and the hues of the sky,
In colour though varied, in beauty may vie,
And the purple of Ocean is deepest in die;
Where the virgins are soft as the roses they twine,
And all, save the spirit of mad, is divine?
Ни слова о роскоши описанія, что стихъ; то картина очаровательная. Мы повѣримъ ихъ по слѣдамъ Переводчика. Онъ повторяетъ вопросъ: Кто знаетъ край; такъ и у Байрона.
Кто знаетъ рай, гдѣ небо гоубое
Безоблачно, какъ счастье молодое
Гдѣ кедръ шумитъ и вьется виноградъ.
Прекрасные стихи, но опять прибавки. Что говоритъ Байронъ? «3наете-ли вы страну кедровъ и виноградниковъ, гдѣ всегда цвѣтутъ цвѣты, всегда свѣтлое небо,» Небо безоблачно, какъ молодое счастье, лишнее, и слова: «Гдѣ кедръ шумитъ и вьется виноградъ,» не замѣняютъ простыхъ, но сильныхъ словъ: Theand of the cedar and vine (земля кедровъ и виноградниковъ). Слѣдующій за тѣмъ стихъ: Where the light wings of Zephyr, oppressed with perfume, замѣненъ прелестными стихами:
Гдѣ вѣтерокъ, носящій ароматъ,
Подъ ношею въ эѳирѣ утопаетъ,
но эѳира у Байрона нѣтъ и притомъ, этотъ стихъ сливается у него съ слѣдующимъ стихомъ: «Гдѣ легкія крылья зефира, обремененнаго ароматами, Лѣниво скользятъ между цвѣтами въ садахъ розъ.» У Переводчика другая половина картины отдѣлена совершенно и соединена съ послѣдующими:
Во всей красѣ, гдѣ роза разцвѣтаетъ,
Гдѣ сладостна олива и лимонъ,
И лугъ всегда цвѣтами испещрёнъ
И соловей въ лѣсахъ не умолкаетъ?
Прилагательное: сладостна, едва-ли годится для оливы и лимона. Байронъ говоритъ: «Гдѣ лимонъ и олива, прекраснѣйшіе изъ плодовъ.» Слѣдующимъ за тѣмъ стихомъ Переводчикъ конечно замѣнилъ пропущенное имъ прежде: Where the flowers ever blossom.
Четвертый стихъ переданъ вѣрно и хорошо. Но въ слѣдующихъ за тѣмъ стихахъ, Переводчикъ отстаетъ отъ подлинника —
Гдѣ дивно всё, видъ рощей и полянъ,
Лазурный сводъ и радужный туманъ,
И пурпуромъ блестящій океанъ?
Здѣсь можно замѣтить неровность и ее зная подлинника. Что такое: видъ полянъ и радужный туманъ? Лазурный сводъ не будетъ-ли повтореніе уже сказаннаго въ первомъ стихѣ Русскаго перевода: небо голубое? Правда и то, что здѣсь Байронъ, владѣвшій отечественнымъ языкомъ въ удивительномъ совершенствѣ, опять чрезвычайно труденъ для перевода. Онъ продолжаетъ описаніе земли, «гдѣ цвѣты земли и цвѣты неба различны въ краскахъ и соперничаютъ въ красотѣ и гдѣ пурпуръ океана самаго густаго цвѣта.» Поэтъ продолжаетъ изображеніе и вопросы свои. Переводчикъ начинаетъ говорить здѣсь уже повѣствовательнымъ образомъ и отъ того картина земли остается недорисованною. «Гдѣ дѣвы (говоритъ Байронъ) милы какъ розы, завитыя въ ихъ волосахъ (as the roses they twine) и все, кромѣ нравовъ мужей, божественно (is divine)?» Здѣсь Поэтъ, какъ будто съ уныніемъ, узнаетъ описанную имъ землю:
