«Брошу N.N. Что за радость служить у него? Дела пропасть, работы тьма!» – «Тем лучше; вы молоды, потрудитесь; помните, что вы исполняете тем обязанность вашу». – «Покорно вас благодарю; но что за карьер мне от этого исполнения обязанности?»
Все сии анекдоты дают читателю понятие о том, что значит карьер. Какие же следствия таких мнений? Что встарь, то и ныне: как прежде недоросли старались записаться в сержанты гвардии с колыбели, потом служили для вида несколько месяцев и выходили в отставку офицерами, то и ныне. Думают не о том, чтобы по долгу гражданина и честного человека службою выполнить обязанность сына отечества и члена общества,– нет! Идут б службу, чтобы сделать карьер. Прапорщик бесится, что при производстве забыли его; ротмистр, – что товарищу дали крест, а ему не дали; мальчик, едва умеющий написать пять строчек, негодует, что награда за этот год ему не досталась, и грозит бросить службы. И так далее, и так далее, от мальчика до старика, от канцеляриста до… до чего бы? Ну, хоть до титулярного советника!.. А долг, обязанность, отечество, чувство чести, заслуги?.. Делатели карьеров! Слыхали ль вы об этом? Понимаете ли высокое чувство награды совести, уверенности быть полезным, сладости бескорыстно трудиться, для блага отечества и счастия соотчичей?
Здесь открывается новое сходство карьерства с местничеством. Мы смеемся, читая, что такой-то бил челом в отечестве на князя такого-то, что ему быть с ним невместно; и указано такого-то за бесчестье князя бить батоги в подклете и сказать, чтобы такие страдники не били челом, а потом посадить в казенку. Но деланье карьера не до того ли самого доводит нас? Посмотрите на Елизара: он вышел в отставку потому, что из-за него Петру, Сидору и Карпу дали кресты. Елизар – мальчик с дарованиями, мог бы со временем быть хорошим чиновником; теперь он бьет мух в деревне и не знает, что делать, – а все от карьерства!
Известен смешной анекдот об одном испанском гидальго. Оскорбясь за то, что ему не дали ордена Калатравы[7]), он поклялся, что не увидит солнечных лучей, пока слугу его не пожалуют сим орденом.
Запертый в комнате, где были закрыты ставки, затворены двери и спущены шторы, горделивый гидальго спрашивал каждое утро: «Ну, что? Дали тебе орден Калатравы?» – «Нет, синьор», – отвечал слуга. – «Подай же огня». – И целый день просидев со свечкою, гидальго ложился спать, повторял поутру вопрос, при называл подавать огня – день проходил за днем, пока благородный дон гидальго отправился туда, где ни в огне, ни в солнце ему не было надобности.
