Там, чуя, старушка в страхе зажмурила очи, – и солнце ей взор пронзило иглами: в глазах ее танцевали нежные павлиньи перья.
Руки его, ненюфоры его, протянулись коварно вперед, коварно блеснув бриллиантовым перстнем, как бы коварно грозя сопернику.
Груды столетий низвергались хитоном с его плеч – груды лет, отемненных разгулом, – и он своим тряхнул копьем.
Струевая ткань перламутра оковала его руку: он не мог разбить перламутр фонтанного смеха.
Тысячи серебринок взметнулись над полулысиной как бы в ужасе, будто взвеянная в воздух, взбитая ветром водичка.
На него изогнутой шеей точно кинулся мраморный лебедь и обдал студеным треском секучих хрусталей.
У полковника ширились очи, двумя властными изумрудами сверкнули, когда ужалил копьем белокрылого он лебедя.
Каменный лебедь, с золотой колонной трубивший из зева струю, он также жаловался на время:
«Не тебе жена, не тебе, не времени.
«Не тебе жена, не тебе, а мне жена: мне солнце,
«Не тебе, а мне».
Вытянул шею, кричал – и кричал:
«Это я ей жизнь – крылатый ангел. Это я ей неизменно.
«Это я – призывающий от времени.
«Я, я: это – я».
Так: лучами солнце звякнуло в вышине, как легли на них – на них, на лучи, облачные руки ее бледно в лазури истекающими лилеями.
Так: на бирюзовой порфире неба прыснули золотые шелка волос.
Так.
И она крикнула: «Ты, лебедь, ты, – белый, ты: лети ко мне, из снега сотканный.
«На моей ты бирюзе хлещи поднебесным пером.
«Крылатый, крылатый!
«Ты пой, улетая!»
И Светозаров потрясал копьем, восклицал:
«Страсть, – ударное горе: седая страсть, – обманщица, смерть.
«Лавинный рев, прогрохотавший пустотой».
Белый старик прозиял в зелени, испещренный золотыми пятнами, точно тело бросили на него золотое, – золотого воздушного гепарда.
До пояса струйная борода и синью секущие взоры бросались в кусты из-под соломенной шляпы, когда он к бассейну шел в своем летнем сюртуке.
Это был знаменитый мистик; прощался с пространством: ведь хотел кануть в затворе.
Золотой ярый гепард, возникавший из пятен эфира, полагал ему на грудь свои воздушные лапы, и они, будто ветер, терзали сюртук старика.
Но старик раздвигал свисающие кусты, и воздушно-золотой гепард разрывался тенью и светом.
Вот, как серебряная ткань, борода его провеяла, как белый прах, летящий с дорожки.
На нем сеточка золотая сквозь липы плясала, солнечная.
Пора, скоро солнце все охватит и станет жарко.
Его встретили дети криком: «Здравствуй, здравствуй. – Это ты там вскочил белым песочком у входа в сад, потому что там от ветра пляшет песочек?»
