Евксинефт предложил высказаться царям.
Первым взял слово Леотихид.
— Если случится так, что спартанцы проголосуют за войну с персами и поручат мне командовать войском, сразу предупреждаю всех присутствующих, что победы в этой войне я никому не обещаю, — промолвил Леотихид, мрачно сдвинув брови.
Во всём облике Леотихида чувствовалось недовольство, его густые светлые брови слишком низко нависали над глазами, отчего взгляд казался хмурым. Крупный рот имел лёгкую кривизну, благодаря чему отлично получались усмешки и ухмылки. Глаза были чуточку удлинены к вискам, как это бывает у египтян, поэтому порой казалось, что Леотихид взирает на окружающих с прищуром. Впрочем, из-за своей близорукости Леотихид зачастую так и делал. Он был мощного телосложения, но при этом ни разу за свои тридцать девять лет не отличился на войне как храбрый воин или умелый военачальник. Главным недостатком Леотихида являлось то, что он был посредственным во всём. Но при необъятной лени и неспособности проявить себя вождём или полководцем Леотихид тем не менее обладал тщеславием, завистью и частыми приступами уязвлённого самолюбия.
Эфоры и старейшины прекрасно знали Леотихида, поэтому сказанное никого не удивило. Все ожидали, что скажет царь Леонид, обладавший такой массой достоинств, что единственным недостатком являлось пожалуй, родство с покойным царём Клеоменом, оставившем по себе дурную славу.
Поднявшись с трона, Леонид прошёлся взад-вперёд по небольшому залу, словно не зная, с чего начать свою речь. Одной рукой Леонид поглаживал небольшую бородку, взгляд его был устремлён и задумчив.
В герусии воцарилась тишина. С площади через небольшие квадратные окна явственно доносились взволнованные голоса спартанских граждан, которые, по всей видимости, не избежали встречи с родосскими послами и теперь дружно обсуждали события на острове.
— При всём моём уважении к Евксинефту я хотел бы спросить у него, каково было бы его мнение, если бы на родосцах действительно не было вины в потоплении финикийского судна, — наконец промолвил Леонид, остановившись перед креслом, на котором восседал эфор-эпоним. — Могли бы тогда родосцы рассчитывать на нашу помощь в деле защиты своей попранной персами свободы?
Царь умолк, с ожиданием глядя на Евксинефта. С таким же ожиданием взирали на эфора-эпонима старейшины, сидевшие на длинных скамьях вдоль стен, и четверо других эфоров, восседавших сбоку от Евксинефта в креслах с подлокотниками из слоновой кости.
