Сын Дубровского, Владимир, воспитывался в школе милиции, дочь Кирилы Петровича, Маша росла на глазах у родителя, потому что отец уже купил ей диплом.
Маша росла не по дням, а по часам, пугая угрожающими своими размерами. Когда на лице у ней появились вторичные половые признаки — прыщи, Кирила Петрович не выдержал.
— Слушай, брат! — сказал он Андрею Гавриловичу, — Коли Володька смогет, отдам за него Машу даром! Андрей Гаврилович покачал головой (она всегда в у него качалась) и ответил:
— Нет, Кирила Петрович, Володька мой и даром такое не смогет!
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и скудным товарищем его, но один нечаянный случай все переменил.
Кирила Петрович купил бультерьера. И хотя собака, выросши, опередила своего хозяина умственно и физически, она с удовольствием подчинялась незамысловатым его командам типа «чужой!», «шо он хочет!», «убей его!».
Когда Дубровский, пришед в гости к Троекурову, увидел в каких условиях содержится животное (оно спало в хозяйской постели), то немало удивился и расстроился, ибо считал, что собака должна жить на улицех, и из вредности отметил внешнее сходство оной породы со свиньей. На что Троекуров ответил просто:
— Давно ли сам в зеркало смотрелся?
Собака проснулась и засмеялась. Красный от негодования Дубровский выбежал, не прощаясь.
Троекуров велел псу тотчас его догнать и воротить, но Андрей Гаврилович не послушался, залез на дерево и воротиться не захотел. Вскоре бультерьер от злости заснул. Тогда Дубровский слез на землю и устремился домой. Там он написал Троекурову сообщение следующего содержания:
— … …. … …
… … … … … … …
… … … … … … …
… ….. … … … . …
… при собаке!!!
По нынешним понятиям об этикете послание сие было бы весьма неприличным, но оно рассердило Кирилу Петровича не столько странным слогом и расположением, сколько сущностию своею.
— Враг моей собаки — мой враг! — грозно сказал Троекуров притихшим гостям. Гости встали, собака завыла.
Вечером Гаврила Петрович отправился надменно выгуливать заносчивого пса под окнами Дубровского. Дубровский в тот день из дому не выходил.
Отогнув уголок занавески, он смотрел на петляющего Троекурова и молча кидал из форточки твердые предметы скромного своего обихода, стараясь попасть по кобелю.
Прошло несколько дней. Вражда между товарищами не унималась. Андрей Гаврилович не шел на перемирие. Кирила Петрович без него скучал и сожаления его по поводу нелепой ссоры изливались в самых оскорбительных выражениях, которые, благодаря усердию тамошней интеллигенции, доходили до Дубровского исправленные и дополненные.
