Кроме того, отсутствие гласных рассуждений о духовенстве, как будто ограждая его от неосновательных нареканий, а в самом деле, напротив, подвергая им, – в то же время лишает самих духовных всех удобств гласности. Не желая видеть статей о себе, они по тому самому принуждены отказаться и от всякого притязания самим возвышать голос в защиту от мелких неприятностей и притеснений, которым иногда подвергаются. Следствием того бывает, что ими помыкают очень многие, как людьми совершенно безгласными. Оттого и происходят такие случаи, о которых говорится, например, в статье «Разоблачение клевет» (стр. 54–55):
Что может сделать у нас, например, сельский священник? Помещики и земское начальство подозрительно смотрят на всякое увеличение влияния духовенства. В нем они могут видеть постоянных свидетелей своих злоупотреблений и стараться уронить их значение и силу. Недавно в К-ской епархии донесли губернатору на священников, как на бунтовщиков, за то, что они стали склонять к трезвости своих прихожан и успели убедить к этому некоторых. В одном селе N-ской епархии священник стал убеждать управляющего не тиранить крестьян, а их убеждал к терпению, потому что недолго им терпеть; и его выставили возмутителем крестьян против помещика, и он лишился места. Случилось священнику нескольких раскольников обратить к церкви: их единомышленники сплетают при посредстве земской власти на него ряд обвинений, и он также лишается места этого и переводится на другое.
Если бы относительно духовенства допускалась у нас полная гласность, то, конечно, было бы менее возможности для подобных случаев. Обман, и особенно обман официальный, всегда живет под покровом и негласности и тайны. Как скоро является возможность публичного протеста против него – он становится по крайней мере осторожнее, зная, что его всякий может обличить и поверить… Только для этого нужно, разумеется, дать равную возможность и право речи обеим сторонам. Иначе дело будет только испорчено и внушит подозрение в своей правоте всем благонамеренным людям.
Рассуждение это может быть применено и к настоящему случаю. Мы читаем несколько опровержений на «Описание сельского духовенства» и очень желали бы верить словам их о том, что «Описание» это гнусно, безнравственно, противно духу православия и совершенно ложно… Но, по совести, мы не можем принять такого решения, не видав самой книги. Из отрывочных небольших выписок в пять-шесть строчек нельзя видеть настоящего смысла полной речи автора и тем менее можно судить об истинном значении всей его книги. Напротив, в опровержениях мы находим много доказательств того, что автор «Описания» сказал много правды, а с другой стороны, видим крайнее раздражение и неосновательность многих возражений. В прошлом году мы видели, как «Светский человек», обвиняя автора за резкость тона, сам в то же время не стыдится обременять его весьма грубыми и бездоказательными ругательствами, которые тем неприятнее видеть в печати, что обвиняемый автор, очевидно, лишен возможности печатно защищаться пред русской публикой. Теперь мы видим, что, кроме своей легкомысленности, этот разбор «Светского человека» весьма во многом расходится с понятиями самих духовных, пишущих о том же предмете. Так, например, «Светский человек» пишет, что в «Описании»
