У Матша чистое сердце, но будь осторожен, когда он злится, этот недоносок не задумывается сказать х*й вместо дубина, как ты знаешь, и как узнал бедный Епископ на следующий день, когда мы оказались у Арки на краю пропасти.
Тининью был полон радости от своих жизненных планов, в которые входило жениться на его «страсти», завести детей, жить в горах, пасти овец, кормить детей, есть жаркое из ягнёнка и, разумеется, в любой момент гулять с друзьями до утра. А, да, он также собирался выращивать кориандр – для свиных ножек и рыбы в чесноке.
Это был хороший жизненный план, и мы за него спели.
Мы пели очень громко, Алентежу – ты наша зее-ее-емля, а-а-а, как бы мы нам всем здесь оказаться сей-чааас, как будто мы все томились в каком-нибудь промышленном аду в Баррейру, где производят серную кислоту, это как утолить свою исконную печаль, плача, что мы там, и плача, что мы не там, так было всегда среди сыновей этой чудесной провинции, которую я люблю, которую ты любишь, как вдруг Матша попросил тишины.
– Шухер! Там кто-то следит за нами, – сказал он, указывая на плечо Тининью.
– Атас, парни, это Епископ!
И действительно, бедняга не мог уснуть из-за всей этой катавасии, не время было и для утрени. Но в одном Матшита был прав: Епископ показал довольно неодобрительное выражение лица, если не сказать высокомерное, глядя на нас в ночной рубашке из окна спальни.
– Чего этот хочет?…
– Чего ты хочешь, чувак?!
– Епископ, иди поспи!
– А, козёл… смотри, иди ты, иди на х*й! – визжал Матша.
– Эй, это Епископ…
– А мне по х*й, вот так!
Епископ опустил шторы и ушёл внутрь. Закрыл окна. Возможно, он пошёл молиться о наших душах. Возможно, я допускаю, с некоторым чувством стыда. Или, может ли быть так, что только один раз он захотел, чтобы эти три неуклюжих детины сгинули навсегда, упав на стоянку внизу? Я в этом сомневаюсь.
Есть только одно оправдание нашим поступкам: мы напились в дерьмовый хлам, налакались до чёртиков, а на следующий день будут вертолёты: тшш, родные, не шумите так своими крыльями, тшш, пожалуйста.
С той ночи прошло много времени, я даже не знаю, помнит ли он ещё моё лицо, было темно.
Время пришло. Ты переходишь под Аркой, под дворцом, поворачиваешь направо и доходишь до главных ворот. Они зелёные, с громадными дверными молотками, своего рода подковами для слонов. Здание служило дворцом одному знатному дворянину с первых лет своей постройки. Над готической аркой, высеченной в камне, надпись по латыни:
