Паррейрита размышляет над этим каждый раз, когда ночью подходит к окну. Ответственность быть последним, кто видел Селештину и жертву, (только потом он связал факты), заставила его думать, что он должен был ещё что-то сделать. Честно говоря, он почувствовал опасность, исходившую от симпатии Селештину, когда он тащил за руку того человека, а выражение его лица в пугающем пьяном угаре говорило, что ему не нужна помощь.
– Но это сейчас мы так думаем, после произошедшего.
– Конечно, Паррейрита, не думай об этом… Да, кончено, ты мог бы крикнуть «Оставь человека в покое, чувак!»
– Чёрт, я мог, ведь так.
– Ну не думай об этом. Это не твоя вина. Ты не совершил никакого преступления.
– Конечно, нет!
– Но ты также и не помешал ему. Например, мог бы сыграть что-нибудь раздражающее на барабане, чтобы отвлечь его от этой проклятой убийственной мысли. Но не думай больше об этом.
Ты должен поскорее покончить с этим бесполезным самобичеванием, Штырь, с этими дерьмовыми мыслями.
Не теряй больше времени, я сосредоточусь на том, куда я иду, я иду вверх по Прямой улице в сторону Епископа. Будь непреклонным. Будь как маркиз да Жойа из магазина бытовой техники.
У Жойа в витрине пылесосы, кухонные комбайны 1, 2, 3, тостеры. Не вижу только промышленной печи, как когда я шёл переодетым в узника Освенцима, время бежит.
Когда снова откроешь свой рот, будешь уже возле Епископской Арки, в верхней части города, глядеть на равнины и синие горы Алентежу, нависшие над прекрасной пропастью, где местные жители убивают себя. Или просто убивают. Тут всего пять минут.
Они облажались. Эта была эстетически отвратительная операция, но хорошо продуманная с точки зрения недвижимости и общественной безопасности. Внизу построили высотку, там, где раньше была стоянка. Оттуда прыгали самоубийцы, падение с 40-метровой высоты, головой вниз, встреча со смертью: крест на Скале спереди, дворец Епископа (представитель Святого Престола) сзади.
Два божественных образа смягчали грех – «не убий», включая и самого себя, пятая заповедь, ты говорил об этом раньше. Первая неделя августа началась смертельным погружением, а закончилась ещё двумя. Это – не подражание, это подлинное разделение всеми местными жителями общего видения жизни. Истинное сообщество, широкая демократия.
Говорят, что Епископ из своего окна во время медитации, готовясь к Евхаристии, Пятидесятнице, или Благовещению, или ещё к чему-то, в том числе и к Рождественской проповеди, внимательно наблюдал. В черноте ночи или в монохромном лунном свете фигуры поднимались туда и летели вниз, пока не раздавался звук падающего на землю мешка с песком. Девушка, которую бросил парень, наследник, который не выдержал давление отца, мужчина, который перестал думать, как раньше и т. д.
