Я так далеко шагнул назад, что упал в озеро, и «маленькой девочке» в юбках вдруг стало известно о среде обитания в Алентежу японских золотых рыбок, а ещё наших друзей лягушек; эта форма жизни имеет свои недостатки, более того, холодная и отвратительная на вкус. Этот случай сразу разлетелся и оброс слухами, больше никаких юбок, даже в шутку, лучше усовершенствовать и разнообразить карнавальные маски. Я сбрил волосы машинкой на сеньора Изалтину, надел пижаму в выцветшими зелёными полосками, (древнюю, извлечённую дома из шкафа), и пошёл в школу в сабо.
– Что это, Штырь, ты в кого нарядился?
– Освенцим.
Хороший прикид, недаром тебя ещё называли Скелетон из-за твоей худобы.
По началу казался хороший карнавальный костюм.
Были и другие парни в костюмах, слоняющиеся по Прямой улице, некоторые одеты как женщины, но было жутко холодно, поэтому не было недостатка в желающих заглянуть в Кафе ду Сентру, прямо над Порта да Дефеза (XIII век), так сказать локти – на стойку, ноги – на подставку.
– Я угощаю. Эти со мной.
Один из парней не хотел идти домой ужинать, поэтому он съел две эмпанады, а десерт вынул из лифчика: апельсины были сиськами.
– Следующий раз мой.
– Нет, нет!
– Кто платил в прошлый раз?
Пока мы пили, за окном темнело, и мне становилось всё труднее объяснить свой карнавальный костюм.
– А ты в пижаме зачем?
Я подошёл к двери и посмотрел на восток, небо вверху заволокло дымом от гигантских труб пробковой фабрики.
– Я выйду отсюда через трубу?
Не очень хорошая идея утопить граппу вместе со стаканом в кружке пива. Это – «подводные лодки», и тянут тебя на дно глупости. Голова должна варить в тесном пространстве с плохой вентиляцией.
– Домой иди, как не стыдно и лицо умой! – крикнул кто-то в конце стойки.
Так же как в любом другом месте, обязательно найдётся и один городской сумасшедший, и один здравомыслящий человек. Даже здесь.
Я ушёл, затаив обиду, жёлчь подступала к самым лёгким.
– Что за дерьмовая тупая идея, Штырь, – заорал какой-то мудак у витрины магазина маркиза да Жойа, разговаривая со своим отражением, шатаясь, и застревая в сточной канаве.
У Жойа в витрине стоят пылесосы, кухонные комбайны 1, 2, 3, тостеры и печь. Большая промышленная печь.
Блевать и мыться, бегом домой.
[Если это человек. Человек перестаёт быть человеком, когда он ждёт, когда кто-то рядом умрёт, чтобы съесть его хлеб. Нужно знать, есть вещи, которые так не делаются.]
Непристойности, которые молодой человек, открытый всему миру, может совершать публично, если у него нет ориентиров.
