Антон лихорадочно соображал, как оправдываться, пытался возмущаться, но его не желали слушать. Со словами: «Заткнись, пьянь», его заперли в «обезьяннике».
Так прошло более часа. Задержанный терялся в догадках, думая о самом плохом. Где он прокололся? На чем? Что будет, когда его опознают потерпевшие? Постепенно крепло убеждение — его предала уборщица Шаманова! Только Сана знала о его планах, только она могла сообщить в милицию.
Лязг железной решетки для Самородова был подобен грому — за ним пришли. Так и оказалось, его вывели в коридор и подтолкнули в спину. Но вместо того, чтобы вести на допрос, дежурный вернул ему ключи от «жигулей», указал на выход и посоветовал: «Не пей за рулем, парень. Это плохо кончается».
Антон покинул отделение милиции, ничего не понимая. На улице его ждала Сана. Девушка кинулась ему навстречу, Антон удержал ее за плечи и вопросительно посмотрел в глаза. Сана изобразила растопыренными пальцами телефонную трубку и заговорила голосом первого секретаря крайкома Лобанова:
— Саныч, ну что, мой оболтус не буянит?
И сама себе ответила голосом начальника милиции:
— Смирный, Василий Григорьевич.
— Обделался со страху. Ладно, выпускай, это послужит ему уроком на всю жизнь.
Она объяснила Антону, что его ждала засада на квартире Фоменко, и она не придумала иного способа, как помочь ему.
В машине Антон чуть не расплакался, он порывисто поцеловал Сану в губы и признался:
— А я уже подумал, что ты меня…
Он не договорил. Она его поняла и пихнула кулачком:
— Дурак! Я же тебя люблю.
Она покраснела от вырвавшегося признания и вдруг вспомнила, что забыла нижнее белье на крыше. Смутилась еще больше, рассказала, оба рассмеялись, а когда вернулись в театр, не сговариваясь поднялись на крышу, и уже там стресс от пережитого трансформировался в бесстыдную страсть. Потревоженные птицы кружили над неистовой парочкой. Под его решающими толчками ей хотелось кричать от сладкой боли на весь город. Он почувствовал приближение разрывного финала, зажал ей рот, и только стон прокатился по крыше и след от ее зубов остался на его ладони.
Нешуточное потрясение действительно послужило хорошим уроком для Самородова, более года он не возвращался к мыслям о мошенничестве. Это время оказалось самым лучшим в жизни Саны Шамановой. Она по-прежнему работала уборщицей, но убедилась, что может петь не хуже известных артистов. Конечно, у нее не поставлено дыхание, нет опыта выступлений, а про внешность и говорить не приходится. С таким лицом торговкой на рынок не возьмут, о сцене можно и не мечтать.
