Доднесь тяготеет. В 2 томах. Том 2. Колыма | страница 52



Оказывается, надзиратели и конвой здесь отрабатывали удар ребром ладони по шее. Надо было бить так, чтобы у каторжника сразу отбивало памороки и он валился наземь.

К тому же на мне была совсем новая одежда, и надо было сразу дать понять новобранцу, куда он попал. Не к теще на блины. Казалось, надзиратели и охрана, все начальство люто ненавидят клейменных номерами людей. Били без повода, чем попало, сбивали с ног и пинали, хвалясь друг перед другом — мы патриоты! Вот только почему-то не рвались на фронт.

Меня направили в обычную горную бригаду. Мы приходили в штольню, когда забой был уже забурен и взорван. Грузили породу в вагонетки, везли к бункеру. Там, под люком, стояли уже вагонетки другого типа — «коппели». Их откатывали к бремсбергу и отправляли по бремсбергу на обогатительную фабрику «Кармен», где работали женщины.

Вначале я работал в штольне. Потом меня взял к себе напарником русский парень Павел. Он открывал люк бункера, мы загружали «коппель» и катили его к бремсбергу. Оттуда забирали порожняк — и все начиналось сначала.

С площадки открывался широкий обзор долины. Как-то в свободную минуту мы с Павлом завели разговор о странностях и причудливостях в названиях местности. Лагерь наш стоял на противоположной стороне сопки, спускающейся в Бутугычагскую «долину без жизни». Верно, изыскатели, проходившие здесь, были мрачные парни — они назвали обогатительную фабрику «Шайтан», речушки — Бес и Коцуган, что по-якутски тоже означает «черт». Даже ключ у подножия сопки наименовали далеко не эстетично — Сопливый.

А вот по долине по эту сторону сопки проходили, видно, романтики. Речушку, на которой стала обогатительная фабрика, назвали Кармен, лагерный женский пункт — «Вакханка» (не шибко грамотные каторжане называли ее для себя понятнее — Локханка), а саму долину — долиной Хозе.

Так мы разговаривали. Тут же крутился один шустрый мужичонка. Он спросил: «А где тут море? А материк — Якутия?» Я показал и еще подумал: «Какой любознательный!» Об этом «любознательном» вспомнил много позже в штрафной бригаде, когда размышлял, за что я попал сюда. Оказалось — «склонный к побегам». А заложил — вот тот шустрый мужичонка, любитель географии.

Но еще несколько дней я проработал в этой бригаде. Из забоя приходили поздно, ужинали в столовой. Потом надзиратель проводил поверку, вызывая по номерам. Надо было подойти к нему на два-три шага, отозваться: «Я!» — и быстро встать налево, к уже прошедшим поверку. Чуть не рассчитал, встал далеко — удар по шее или в дых. Подошел близко — снова удар: «Ты что, сволочь, напасть хочешь?»