— Что вы меня отпеваете? Меня в Магадан везут, а не на Серпантинку.
— И-и, милая! Они же врут, как сивые мерины! Намедни одному каэртэдэшнику сказали — в Магадан, мол, вызывают, а самого свезли на Серпантинку — и в расход.
В самом деле, ей просто не пришло в голову, может быть, ее тоже повезут на Серпантинку, а про Магадан говорят для успокоения.
Ольховая в пестром халатике лежала с закинутыми за голову руками. Фельдшер дал ей на сегодня освобождение от работы. Она лениво протянула воркующим голосом:
— А вдруг Раду вызывают на пересмотр дела и освободят!
На Ольховую все дружно зашикали. Известно, как сейчас пересматривают дела: вместо пяти дают восемь или десять, а то и двадцать пять.
Рада с тоской поглядела на свою пустую койку. Постель она уже связала в узел. Оказывается, у нее была не такая уж плохая жизнь: выращивала в теплице помидоры, считала время до окончания срока, иногда даже удавалось доставать книги и потихоньку их читать, любовалась долгими северными закатами над сопками. Неужели эту замечательную жизнь у нее теперь отнимут? За что? Что она сделала?
«За что?» Это, как припев к песне, шло теперь через ее жизнь и жизнь ее товарищей. «За что?» — писали и выцарапывали на стенах камер и пересылок, вырезали на скамейках и деревянных столах. «За что?» — неизменно кончались все рассказы заключенных о своем деле и следствии.
Прибежала растрепанная маленькая Лидка-Чинарик, сунула кулек с шоколадными конфетами.
— «Мой» тебя так жалеет, так жалеет. Молоденькая, говорит, такая, и чего ее «на луну» отправляют?
Тетка Павлина помогла донести Раде вещи до вахты, утерла косынкой свои добрые выцветшие глаза, перекрестила Раду широким русским крестом.
У вахты уже фыркала машина и ждали два незнакомых вохровца. Раду посадили в кузов между ними. Машина тронулась, проплыл мимо беспорядочно разбросанный «вольный поселок», вдали торчали «отвалы» и промприборы. Поворот, еще поворот, они заехали за сопку. Раде всегда хотелось знать, что там, за этой сопкой, но теперь ее это не радовало. Там опять были сопки, безымянные, бесконечные, как волны.
Они ехали по узкой ухабистой дороге, отходящей от центральной трассы. Сопки, сопки теснились со всех сторон. Дальние — синие, ближние — серо-зеленые, а между ними лежали болота с бурыми кочками, а над всем этим распростерлось белесое небо.
Было жарко, и хотелось пить.
— Куда мы едем?
Длинноносый вохровец отрезал:
— Куда надо, туда и везем. А тебе зачем?
