Пока…
Она потерла лоб.
– Мы обе потеряли осторожность. Не только мы, – Ариция сидела рядом, сгорбившись, и выглядела такой несчастною. – Сперва ты уходила не так часто. Раз в две-три недели…
– На особо сложные случаи.
– Потом чаще… потом… стала почти каждую ночь.
– Их было так много, – развела Летиция руками. – Как я могла отказать? Тем более, что чем раньше, тем четче память. А в мертвецов, которым несколько дней, сложно заглянуть. Те же, кто пару недель пролежал, и вовсе…
И вновь же разговоры о мертвецах не пугают.
– Однажды меня позвала матушка. И начала расспрашивать. Ты знаешь, когда она по-настоящему хочет что-то узнать, умолчать не выйдет. Да и было мне тогда… я пыталась. Врала. А меня ловили на вранье. И матушка сердилась. Она… она лучше бы кричала, честно. А она взялась за сердце. И сказала, что умрет. Тебя же отправит в монастырь, пока ты не сбежала с любовником.
– И ты…
– Рассказала. Прости. Я ведь не думала, что все будет так. Ты ведь не делала ничего плохого. Не было любовника. А остальное… это же на пользу только!
– Твоей вины нет, – покачала головой Летиция. Странно, но боль почти прошла. Внутри было пусто и ощущение этой пустоты не пугало. – Это мы заигрались. Я и… и если бы меня не остановили, рано или поздно, обо всем узнали бы… и так знали.
Вдова.
Она тогда сказала о… о неподобающем увлечении. А Летиция не удивилась, хотя, казалось бы, откуда ей знать. И… и что с ней сделали?
– Тогда тебя тоже пригласили к матушке. И говорили с тобой. Долго. А потом объявили, что ты заболела. Меня не пускали. Никого не пускали. Только нескольких дам, кому матушка доверяла.
…как почтенной вдове…
– А когда ты пошла на поправку, тебя отослали. К герцогине Хаммоншир. Мне же строго-настрого запретили разговаривать с тобой о том… что было.
– И как объяснили?
– Сказали, что все это… что может разрушить наше с тобой будущее. Что некромантия – это почти чернокнижие. И узнай об этом простые люди, они не поймут. Тогда тебя придется запереть в монастыре. И меня тоже. А это… сама понимаешь, кому туда охота?
– Никому.
– Она… что она делала? Герцогиня?
– Ничего, пожалуй, – Летиция села. – Такого ужасного точно не вспомню. Никто меня не бил, не запирал, не морил голодом. Наоборот. Она была очень милой. Такая вся… веселая, как птичка. И воздушная. И нарядная.
Ариция забралась на кровать с ногами.
– Я помню. Вы ведь вдвоем вернулись. И… прости, я тебя не узнала. Ты совсем другой стала.
– Наверное. Знаешь… там все разговоры были только о красоте. О музыке. О поэзии. О мире, о том, как он прекрасен… о любви. И еще о нарядах, конечно. Я пытаюсь… – она поморщилась. – Не представляю, но… я ведь и вправду целый день могла разглядывать и обсуждать ткани. И фасоны. Мушки эти… перья… я училась изящно говорить. Ходить. Стоять. Дюжина дюжин изысканных поз на все случаи жизни.
