Поднялся галдёж, где каждый хотел высказаться и не желал слушать ближнего своего.
— Студенты! — одёрнул спорящих Толян. — Мне нельзя разглашать, но в данной ситуации не вижу другого выхода. Знаете ли вы, что в этом городе есть ещё два секретных объекта?
— Каких?!
— Во-первых, защитный купол. На случай ядерного удара. Мы строили фундамент для такого же на Дальнем Востоке, — добавил он, чтобы снять возможные ехидные вопросы, ставящие под сомнение его осведомлённость.
— Получается, нам боятся нечего, — ободрился Шнырь. — Раз купол.
— Не совсем так, — покачал головой Толян. — Здесь находится только генерирующий элемент, а сам купол разворачивается над Уралом. Так что бомбить начнут именно такие зоны. Сколько их по стране, даже я не могу сказать.
— Силовое поле? — предположил ББМ.
— Да кто его знает.
— А второй?
— Что второй?
— Ну, ты сказал «два объекта».
Толян спохватился.
— Да. Второй — завод по производству лазерного оружия.
— Для разрушения купола, — сострил Серега, но Толян мастерски проигнорировал его реплику.
— Об этом даже в «Науке и технике» писали. Думаете, что тогда произошло на Даманском?[13]
— Что?
— Испытания! Два дня с китайцами насмерть бились, пока из генштаба приказ не пришел. Один выстрел — и три тысячи трупов. Они сразу сдались.
После таких откровений только дураку могло показаться, что этот мир кто-то сможет спасти.
Согласно древнего русского обычая 226-ая затеяла совершить тризну. По-взрослому, со всеми положенными атрибутами мероприятия. 228-ая вызвалась участвовать. Посередине стола поставили накрытый ломтем чёрного хлеба стакан водки, щедро наполненный до краёв. Пятилитровая кастрюля киселя с воткнутой в неё поварёшкой покоилась чуть с краю. Юля напекла блинов, а Лёха собственноручно приготовил кутью. Правда, без изюма. Где же его взять зимой в Сибири-то?
— Не чокаясь! — предупредил Дед Магдей и первым опорожнил свой сосуд.
Вслед за ним выпили и все остальные, и даже Лёха влил в себя грамм десять. А со стены на них смотрел обтрёпанный, в дырках от гвоздей, портрет Леонида Ильича, и навевал ностальгию.
Получив свою первую стипендию в размере сорока рублей, Серега с товарищами основательно задумался над тем, как её истратить. Нежный юношеский жирок, накопленный в родительском доме, ещё не растаял, и потому мысли о будущем не наполняли его «свинцовой заботой»[14]. Похоже, с теми же проблемами столкнулись и его тогдашние соседи по комнате — Лёха (тот самый), а так же Костя и Артур, впоследствии сошедшие с марафонской дистанции получения высшего образования. Таким образом, участь денежных средств, выделенных им государством на пропитание, была решена.
