Он обогнал своих и сказал, что хочет их сфотографировать. Ножки ступали по узкому бордюру, кудряшки плясали при каждом шаге.
Карли считала, что ему нужно быть более открытым.
Не только с Изабеллой. С Гиральдини, например. Он боялся открыться другому человеку, показать кому‑то свою ранимость. Она заставила его остановиться и осознать свои страхи и потребности.
Но за всем этим он забыл о ее страхах и ее потребностях.
Макс тихо чертыхнулся. Даже не верится, что он был таким идиотом. Карли, точно так же, как он, боялась довериться другому человеку. И он ничего не сделал, чтобы доказать ей, что он всегда будет рядом. Он ничего не сделал, чтобы она чувствовала себя защищенной, желанной, любимой. Вместо этого он вернулся к своим старым повадкам – закрылся и дал понять, что ему никто не нужен.
Он не сказал ей, что любит ее.
А он ее любит.
Только теперь он смог себе в этом признаться.
Но на самом деле он знал это с того самого дня, когда так глупо кинулся спасать ее из воды. Но старые страхи и привычка к одиночеству не позволили ему в этом признаться.
Он открыл фотографии в своем телефоне, нашел те, которые сделал на террасе перед юбилеем Джулио. На этих фото они выглядели глупыми, но невероятно счастливыми. Даже Изабелла, которая всегда хмурилась на камеру, улыбалась, обнимая Карли за шею.
Dio! Они должны быть вместе, втроем. Но вдруг он опоздал?
Уже стемнело, когда Карли добрела до дома. Свернув за угол, она замедлила шаги. Кто‑то сидел на ее крыльце. Карли быстро оглянулась. На улице не было ни души. Окна домов мерцали голубоватым светом телевизоров. Интересно, если она закричит, ее услышат?
Человек, сидевший на ступеньках, выпрямился. Во все свои почти два метра.
Сердце Карли остановилось, а потом заколотилось как бешеное.
– Макс!
– Привет!
– Что ты здесь делаешь?
Теперь Карли смогла рассмотреть при свете уличного фонаря, как напряжено его лицо.
Ее сердце перевернулось.
«Иди к нему, Карли. Положи голову ему на грудь. Вдохни его аромат, его тепло, почувствуй его силу», – пело оно.
Но сухой голос рассудка попытался его заглушить:
«Не сдавайся! У тебя в жизни и так полная неразбериха. Не надо усугублять».
Карли помотала головой, чтобы заглушить обоих, и повторила:
– Что ты здесь делаешь? Ты напугал меня до смерти.
– Мне жаль.
Карли посмотрела на него. О чем он сожалеет? О том, что напугал ее, или…
– Ты давно тут сидишь?
Он посмотрел на свой «ролекс».
– Около трех часов.
– Три часа! Ты с ума сошел?
