Ар‑Шарлахи ещё издали угадал корабль, к которому они направлялись. Припав на огромное переднее колесо и широко раскинув задние опоры, он поднимал корму, как атакующий скорпион. Боевой двухмачтовик, способный выставить до сорока зеркал по борту. Сиял окованный медью таран, сверкали два широко раскинутых серпа. На носу вместо верблюжьей морды — короткий рог, видимо, судно строилось уже после указа о божественной сущности государя. Вторая ось — ведущая, как у каторги, — стало быть, эта махина может двигаться и в полном безветрии. Да‑а, к такому кораблю Шарлах даже и не приблизится… И ведь это один лишь только вожак, а за ним ещё пойдёт караван…
«Самум» — прочёл Ар‑Шарлахи название, выведенное алой вязью на высокой розовой корме корабля.
* * *
Караванный Хаилза, краснолицый свирепый крепыш, полагал себя человеком прямым и прямоту свою считал нужным выказывать при любом удобном случае. Завидев Ар‑Шарлахи и Алият, он смерил их тяжёлым взглядом и процедил с ненавистью:
— Конечно, повеления государя не обсуждают, но, будь моя воля, вы бы и пяти минут не прожили… С отребьем вроде вас у меня разговор короткий, ясно? — гневно фыркнул и ушёл, бормоча: — Только разбойников мне на вожаке не хватало!.. С разбойниками я ещё в поход не ходил!..
Судя по всему, дурак он был редкий и перечить ему не стоило.
Ар‑Шарлахи и Алият на этот раз поместили под кормовой рубкой. По сравнению с тесным полутёмным отсеком почтовой каторги помещение было роскошным: чище, просторнее, но самое главное — там имелась амбразура с толстой стеклянной заслонкой, дающая полный обзор пространства впереди корабля. «Самуму», скорее всего, не исполнилось ещё и года, розовые с золотом борта были лишь слегка посечены песчаными бурями, да и стёкла заслонки — ясные, не исцарапанные… Хотя заслонку могли поменять перед самым походом…
Солнце ещё только карабкалось в зенит, когда караван из четырёх кораблей выполз на мускульной тяге из порта и, подхваченный попутным ветром, двинулся в степь. Постанывали подпружные балки, хлопали вымпелы.
К полудню к разбойничкам заглянул сердитый красномордый караванный. Не глядя, протянул руку к открытой дверце, и ему подали снаружи низенький табурет. Сидеть на коврике досточтимый Хаилза, видимо, считал ниже своего достоинства. Воссел. Подождал, пока услужливая рука снаружи закроет дверцу, и с недовольным видом развернул карту.
— Показывай, — буркнул он. Ар‑Шарлахи облизнул губы:
— Что показывать, досточтимый?
