Но мы никогда не мстили за все те обвинения, которые возводятся на нас язычниками, хотя и могли бы делать это. Ибо мы обладаем оружием и настолько многочисленны, что могли бы составить армии, гораздо более сильные, чем у иноземцев. Хотя мы возникли только вчера, но нами уже заполнены города, острова и т. д. Мы могли бы ведь и выселиться: тогда ваша империя оказалась бы совершенно вымершей.
Мы вовсе не враги империи, ибо наше государство – мир. Наши наслаждения гораздо более благородны, чем ваши увеселения в цирках, театрах и на аренах. Чего вы об этом заботитесь; если мы не имеем удовольствий подобного рода, то ведь это же, в конце концов, лишь наше несчастье.
После этой речи, дышащей замечательной энергией и силой, которой не достигал никто до него, и в которой вряд ли превзошел его и Августин, апологет переходит от отрицательной части своей книги к положительной; показав, что христиане не представляют собою, он набрасывает картину их жизни. Но точка зрения апологета и самая природа его и здесь постоянно насильно влагает ему в руку меч. Едва закончив картину устройства христианской церкви, любовного отношения христиан друг к другу, он снова выступает против врага. Да, восклицает он, вот что доставляет беспокойство некоторым. Смотрите, говорят они, как христиане любят друг друга, – еще бы, ведь те ненавидят друг друга – смотрите, как охотно они умирают, спасая других, – еще бы, ведь они убивают друг друга. Мы называем один другого братьями, у нас все общее за исключением жен: как раз там мы разделяем, где у других, у этих прелюбодеев, существует общность. Но тем не менее, при всяком случае, слишком ли разливается Тибр, или вовсе не разливается Нил, всегда раздается крик отдайте христиан львам! Так ли это? Разве до явления Христа не было несчастных случаев, разве как раз стихийные явления до Христа не были гораздо более многочисленны чем теперь? Ведь Содом и Гоморра сгорели до появления евреев в Палестине. Все беды служат нам для напоминания, для вас же они означают наказание. Но если это ваши боги наказывают вас за нас, то они, оказывается, довольно неблагодарны и несправедливы по отношению к вам.
Когда некоторые греки среди апологетов выражали изумление, почему не подвергаются преследованиям те из язычников, которые отрицают богов, на основании своих философских убеждений, то Тертуллиан, как человек, не знающий никаких компромиссов, не хотел и слышать об этом. Все философы лишь люди наполовину, христианин не имеет ничего общего с ними, которые полны всевозможных человеческих ошибок и даже пороков. Старше философов – истина, которую философы своим неясным скептицизмом лишили её первобытной простоты. Все правильное у философов заимствовано ими у нас: мы – тело, они – тень. Главным камнем преткновения для вас является воскресение мертвых. Как может, спрашиваете вы, из разложившейся материи вновь возникнуть тело? Но вспомните время до рождения, вы, ведь, тогда тоже были ничто. Ты явился из ничего, почему же не можешь ты снова возникнуть из ничего? Для возникновения нового требуется гибель старого. Следовательно, говорите вы, мы постоянно будем умирать и затем снова воскресать? Вовсе не так; первоначально мы смертны, затем станем бессмертны. Посередине находится граница, нечто в роде занавеса для мира. Затем род человеческий обновляется для суда. После этого уже не будет больше смерти и никакого изменения.
