Даже сравнительно свободное теологическое исследование видит в этих актах Аполлония точный отчет одного из процессов мучеников и с полным душевным удовлетворением взирает на смелого философа, так восторженно защищавщего свою веру. Но такой взгляд совершенно не соответствует действительности. В словах Аполлония не видно ни малейшей искры философского ума; все, что он говорит, как мы это не раз уже замечали, представляет собою лишь самую тривиальную апологетическую премудрость; без всякого следа самостоятельности приводит он все мотивы этой литературы до упоминания о Сократе включительно, даже самую вставку слов циника, если мы вспомним насмешки афинских философов над апостолом Павлом, мы должны будем отнести сюда же. Неужели же мы действительно можем поверить, чтобы разумный языческий судья позволил обвиняемому развивать до конца эти избитые фразы, встречавшиеся во множестве философских трактатов, и даже сам временами вступал бы в спор? Ведь, не для этого же он был назначен императором. Нет, вся эта литература крайне сомнительна, и процесс Аполлония не составляет исключения. Он стоить в самом начале всех этих деяний мучеников, заключающих в себе, наряду с подробнейшими описаниями пыток, бесконечные речи мучеников о ничтожестве богов, о значении Сократа и вообще о греческих философах. Так как невозможно, чтобы христиане всегда повторяли одни и те же теологические диспуты, и так как последние почти целиком совпадают с замечаниями апологетов, то все эти описания процессов, включая и процесс Аполлония, ценны для нас лишь в чисто литературном отношении, картины же самого хода процесса, точного протокола его мы до сих пор еще не имеем.
Вернемся, однако, после этого (необходимого, впрочем) отступления к нашей основной теме. При преемнике Марка Аврелия, Коммоде, для христиан в общем наступили лучшие времена. Любовница императора, Марция, была христианкой, и её влияние на слабого императора имело, конечно, значение для её единоверцев. Но затем обстоятельства снова переменились. Жестокий император Септимий Север в 201 году запретил переход в иудейство, а затем также и в христианство. Новые строгости создали и новых мучеников; дела последних также дошли до нас. Многие христиане бежали от преследований, некоторые отрекались от своей веры и приводили оправдания. До настоящих гонений на всем пространстве империи дело не дошло и в этот раз, а в скором времени, при преемниках африканского императора, для Христовой церкви наступили более спокойные времена; особенно, по-видимому, склонялся в пользу новой религии, с заповедями которой он был знаком, благородный, хотя и слабовольный, император
