Многие, как мне кажется, не привыкли до сих пор, держась бункеров и стабильных городов, другие же ринулись в неизведанное. Я мог понять тех, кто держался от искажений подальше - тем, что ты не можешь объяснить, нельзя управлять, а это пугает. Но сам вскоре сбежал, потому что меня, как и множество других, влекла неизвестность, бунт, жестокость доходивших легенд. Цивилизация себя изжила, людей стало слишком мало, в жизнь вернулась ценность риска, так что стоило опробовать этот коктейль.
Странно, я давно не вспоминал прошлого. Но то ли из-за Хайки, сонно съезжавшей вниз по спине Ястреба Джека, то ли из-за заварухи, которую мы устроили с Рё, в голову лезли мысли о старых спорах.
Если вы спросите мое мнение, то после эксперимента Шрёдера в Новой Сативе произошел отрицательный отбор - все стоящие люди отправились за открытиями и пропали, а остались те, кто не мыслил жизнь вне системы кнута и пряника. По их мнению, человечество могла спасти только дисциплина и огораживание. До какого-то момента я разделял такие взгляды, жил в многоэтажных бункерах, построенных для защиты от ядерного удара, которого так и не случилось, и изучал историю давно пропавших цивилизаций. Но потом я не выдержал - и убежал вместе с другими клаустрофобами на волю, в диковинную пустыню, чтобы мало-помалу привыкнуть и превратиться в странствующего потрепанного дикообраза, решающего проблемы с помощью сделанного тут же оружия.
Из городов я любил только Балх. Он был анти-городом без стен, кипучим варевом, а во всех остальных селениях мне хватало пары дней. Но, по правде сказать, кроме крошечных деревенек пустошей я уже очень давно не был нигде. Если бы хотел, то уже бы остепенился, но деньги всю жизнь утекали сквозь пальцы, потому что я не слишком стремился к покою.
Пустоши были идеальным местом, потому что перестраивались, каждый раз предлагая новую головоломку; они работали бесконечным поставщиком характеров и ниточек, за которые можно подергать. Химия соединения людей между собой заводила меня едва ли не больше ощущения жизни на границе с чем-то необъяснимым. Я никогда не совался в зону искажений, но пустоши давали нужное чувство близости к странному, постоянно подкидывая что-то неожиданное. Я знал, что неизведанное рядом, его нельзя было не ощутить в поющем в дырявых сухих стволах ветре.
Когда Шрёдер запустил эксперимент, он не переместился в параллельную реальность, как собирался, а открыл трещину, сквозь которую к нам начали протекать другие законы, другие мироустройства, другие времена и существа. Две трети людей просто растворились, когда повсюду начали открываться нестабильные области, где законы действовали несколько иначе. Оставшаяся треть из людей разных рас и стран хаотически перемешалась, как перемешались и сами города.
