Володя внимательно глядит на него.
— А вы, дядя Антон, здесь будете или погоните стадо?
— Чего ж теперь его гнать? — бормочет пастух, борясь с одолевающей его дремой. — Теперь уж с полудня погоним…
Голова его медленно опускается, шляпа-гриб сползает на брови. Володя говорит Бахавию тихонько:
— Я еще приду. Мне надо домой сбегать.
Пастушонок глядит, как он ловко взбирается по крутому подъему, как шагает по дороге, размахивая руками. Просохшие волосы развеваются от быстрой ходьбы. Потом он исчезает за поворотом, но Бахавий как бы продолжает его видеть. Он шаг за шагом знает дорогу, которой пойдет Володий.
Вот он уже у плотины, вот перешел через Ушню. На другой стороне, где кусты и деревья точно карабкаются наверх, хорошо видна деревенька Кокушкино: мельница, избы, крытые соломой, среди них — дом под крышей, а рядом с ним — три рослых березы. В этом доме и живет Володий, когда приезжает на лето из Симбирска…
А солнце подымается все выше, льет густой жар. Оно похоже сейчас на раскаленный, просвечивающий насквозь медный таз, в котором варят варенье. Небо побледнело, как будто выцвело по краям. Нагретый воздух неподвижен. Дремотно позвякивают коровьи колокольцы. Пестрый бычок, широко расставив ноги, неподвижно стоит на мелком месте. Кажется, что и голубая вода в Ушне никуда больше не течет и само время остановилось. Сколько его прошло — мало ли, много ли, — кто знает?..
Хрустит песок наверху, сыплются камушки. О, Володий уже вернулся! Светлые пуговички на воротнике расстегнуты. Жарко.
Ухмыляясь, Бахавий показывает на пастуха: как спит крепко, даже всхрапывает! А Володя вдруг подходит к нему, говорит негромко, но отчетливо:
— Дядя Антон, а дядя Антон!
— А?.. Который? — вскидывается пастух. Голос у него совсем проржавел со сна, скрипит сухо.
Бахавий застывает в изумлении: зачем Володий разбудил его?
Вынув руку из кармана, Володя протягивает ее вверх ладонью.
— Дядя Антон, вы говорили, что у вас нет табаку… и сахару. Вот, купите, пожалуйста.
На ладони блестит новенькая серебряная монета.
Пастух сразу стряхивает с себя сон, садится прямо:
— Что ты, что ты, баринок, спрячь! Неровен час, еще потеряешь! — в голосе его слышится испуг. — Это же рупь, деньги немалые. Потеряешь, отец с матерью будут ругать.
У Володи чуть сдвигаются брови:
— Отец с матерью ругать не будут. Они сами разрешили мне истратить, как я хочу. Вы возьмите, дядя Антон, вам же нужно.
Дядя Антон долго поправляет съехавшую набок шляпу.
