— Ну, допустим. Он всегда любил Кэролла и Хармса. Но это ничего не доказывает. Мало ли людей читает абсурдную литературу. Вся наша жизнь — сплошной абсурд. То, что мы считаем нормой — на Западе считает абсурдом. Скажи, она его зомбирует?
— Этого я полностью утверждать не могу. Но то, что она проводит с ним индивидуальные занятия — это абсолютно точно. По показаниям соседей, он там появляется очень часто.
— Бедный мой мальчик. Но ей всё это — для чего?
— Чтобы удовлетворить свои амбиции. У Галицкой была одна научная работа, по суггестивному воздействию на сознание людей. Работа была заявлена, но вышла очень маленьким тиражом. Дело в том, что Галицкую не любили на кафедре, не помню, говорил ли я тебе, что она работала ассистентом на кафедре психологии в нашем университете, короче говоря, она, кажется, издала её за свои деньги.
— У тебя эта работа есть?
— Нет, я просто просматривал её, мельком.
— Но где-то ведь она есть, в библиотеке, где-нибудь ещё?
— К сожалению, все экземпляры разошлись по частным библиотекам. Университет не захотел её покупать.
— Хорошо. Ведь есть какие-нибудь законы, позволяющие приглушить непомерные аппетиты нашей подруги?
— Формально — есть. Но негативное психологическое воздействие очень трудно доказать, практически невозможно. Требуется психиатрическая экспертиза, изымание материалов, и так далее.
— Понятно. То есть ты хочешь сказать, что мы абсолютно бессильны? Хорошо. Тогда я сама объявляю ей войну. Я найду другие доказательства, и посажу её в тюрьму, например, за нелицензированное занятие частной практикой. Хотя… Можно сделать всё гораздо проще… Нанять людей и просто уронить кирпич на голову.
— Слушай, я последнюю фразу не слышал, хорошо? Ты понимаешь, о чём ты говоришь?
— Я понимаю одно — я вырастила сына, даю ему образование, подготавливаю условия для карьерного роста, в конце концов, я люблю его, ведь он моё дитя, и тут появляется какая-то Галицкая и пытается сделать его уродом.
— Я тебя хорошо понимаю, делаю, что могу. Но мне кажется, что в твоей любви к сыну есть много собственнического. Он поступает не так, как хочешь ты, и тебе жаль своих трудов, которые ты в него вложила.
Меня так и подмывало спросить его о манифесте, фотографиях, шифровках и непонятной статье. Да, конечно, он, пожалуй, прав… Мне жалко своих трудов, которые я в него вложила, и отдавать без боя Серёжу мне не хотелось бы. Антон выглядел каким-то виноватым.
— Да не грусти так, зайчик, — потрепала я его по щеке, — я ведь не молоденькая девочка, многое сама умею.
