Когда отплыли уже на порядочное расстояние от пристани и стало видно, что на берегу растет сравнительно высокая, не до конца вытоптанная трава, Максим захотел пристать. Она согласилась. Лодка ткнулась в берег. Грациозно балансируя, стройная спутница прошла мимо, задев его плечо шершавым, горячим от солнца платьем. Берег был действительно мало истоптан. А совсем рядом, метрах в двадцати от воды, стоял шалаш.
Собирая цветы, они медленно приблизились к шалашу.
– Иди сюда, смотри, как здесь здорово, – глухим голосом сказал он.
Изящно согнувшись, она влезла тоже. В шалаше было просторно, сквозь ветки у самой земли видно было цветы и траву. Было жарко, душно. К одурманивающему запаху сена и увядших листьев прибавился аромат ее духов.
– Поедем, – сказала она вдруг и забеспокоилась: – Ты ведь знаешь, что мне к семи…
Странные чувства обуревали Максима, когда он вновь взялся за весла. Ощущение предстоящей утраты, печаль, досада. Девушка, не глядя на него, опять опустила свои длинные пальцы в воду. Он развернул лодку, поплыли. Теперь обратно. Солнце пекло ему спину, девушка была освещена вся, целиком. Золотистая кожа ее ослепляла. Она сидела на корме так покорно, и тело ее мягко покачивалось в такт резким движениям весел. Она была почти такая же, как раньше, может быть, чуть печальнее.
Недалеко от пристани река повернула, и свет солнца стал теперь боковым. Максим с новым чувством смотрел на ее серые туфельки, сжатые колени, зеленое платье, милое, задорное, немного грустное теперь лицо, волосы. Руки отказывались грести.
– Могли бы поехать ко мне в гости, правда ведь? – сказал он вдруг. – Как-то не пришло в голову…
– Ну, что ты, – спокойно ответила она. – Я бы все равно не пошла. А мне на лодке понравилось. Тебе не понравилось разве?
С раздражающим стуком лодка ударилась о мостки. Ощущая свое лицо как маску, он расплатился с лодочником, взял ее под руку и, выглядя задним числом этаким лихим донжуаном, небрежно болтая о чем-то, повел к остановке…
…Он смотрел в окно – на улицу освященную, осиянную ее недавним присутствием, – улица еще не забыла ее, еще свежи следы, еще цела вогнутость на асфальте от маленьких каблучков, еще где-то близко – не унесены еще ветром – молекулы, которые она выдыхала, еще и окна и стены домов помнят поспешное ее движение…
Он сел на подоконник, понимая, что теперь нечего ждать. Все уже есть. Он дышал глубоко, словно и сам воздух вокруг него изменился, и, не подгоняя себя, не сокрушаясь и не страдая, думал. Думал о ней.
