Вот я и решил написать о своем увлечении «джунглями трав», поделиться… Ведь не только фотографировал, но много читал о крошечных жителях «джунглей», внимательно наблюдал за ними, очень была интересна их жизнь… Джунгли – в московском дворе!
И, надо сказать, это были счастливые дни. Зарабатывал я по-прежнему фотографией в детских садах, к тому же вслед за первой книжечкой в «Малыше» мне заказали текст для какой-нибудь «книжки-раскраски» с познавательным уклоном – я выбрал каменный уголь. Это вовсе не было «производственной» темой, а именно – познавательной, тем более, что текста для книжечки требовалось едва полторы машинописных странички. И это – оплачивалось.
Сейчас смешно вспоминать, но и полторы странички, тщательно выписанных мною, опять подверглись редакторскому «разносу» – хотя я все-таки был уже как-никак писатель с определенным стажем, а редактор – та же, не так уж и давно окончившая институт девчонка. Но ей надо было показать свое доскональное «знание материала» перед начальством и свою «основательную работу с автором». Когда я все же настаивал на своем, считая, что она предлагает дурь, она упорно не уступала, а когда я, исчерпав все доводы, вынужден был напомнить ей, что ведь автор я, и моя, а не ее фамилия будет стоять на обложке, она возмущенно краснела и в свою очередь заявляла, что редактор она, и ее фамилия тоже будет… Пусть не на обложке, пусть петитом в выходных данных, но будет же! В общем, это был настоящий дурдом, но приходилось терпеть.
И все же это были счастливые дни, потому что я вновь и вновь путешествовал в «джунглях» – и сочиняя свою книгу, и время от времени опять ползая в траве с фотоаппаратом… А кроме того читал все новые и новые книги на эту тему, изучая потрясающий мир мелких живых существ – непривычных по форме, ярко раскрашенных, обладающих удивительными способностями и порой так похожих… на нас с вами!
«…Велосипед остался лежать под кустом, а я, затаивший дыхание путешественник, шагнул в мокрые, сверкающие на утреннем солнце зеленые дебри.
…И увидел переплетение гладких светло-зеленых стволов, удлиненных тропических листьев, увешанных десятками голубоватых алмазов. То тут, то там ослепительно вспыхивали радуги. В беспорядочном хаосе желтым уютным островком светилась глянцевитая чашечка лютика. Миниатюрная глазастая мошка соблазнилась уютом, села на лепесток, но, обмочив в кристальной воде свои мохнатые ножки, тотчас взлетела… Каждая капля действительно отражала весь мир, но больше всего она отражала солнце и небо. Особенно живописными были те, что лежали в углублениях листьев – тяжелые, льдисто-объемные, невиданно крупные драгоценности, круглящиеся в зеленоватой оправе.
