В своем заявлении в полицию утром после пропажи Мэдлин Таннер сказала, что, по ее мнению, ребенок, которого она видела, был одет во «что-то вроде хлопковой пижамы светлого цвета (возможно, белого или светло-розового)». Хотя она не была уверена, она сказала, что у нее было ощущение, что на пижаме был узор – возможно, цветочный узор.
Однако на следующий день, сидя с Фионой Пейн, она увидела в Daily Telegraph сообщение, в котором пижама Мэдлин описывалась просто как «белая» – без упоминания розового или цветочного узора. Когда она прочла это, как вспоминает Фиона, Таннер немедленно отреагировала. «Может быть, я тогда увидела не Мэдлин, – сказала она, – она была в белой пижаме. Потому что на той девочке была не белая пижама… Там был какой-то узор, я уверена, был какой-то рисунок на них и подворот или что-то такое внизу».
Фиона была в шоке. «В этот момент, – сказала она позже, – у меня кровь застыла в жилах». В отличие от Таннер, Фиона уже знала – от Кейт – цвет и рисунок пижамы, в которую Мэдлин была одета тем вечером. Она действительно была очень похожа на то, что описывала Таннер.
Пижамные штаны, как Кейт сообщила полиции через несколько часов после исчезновения, действительно были белыми, но с розовым цветочным узором, рисунком Иа и Винни-Пуха и небольшим подворотом на нижней части каждой штанины. Она купила их в Marks & Spencer годом ранее.
Когда до нее дошло значение увиденного, Таннер поняла, что вполне могла видеть похитителя, убегающего с Мэдлин, она была потрясена. «Я просто чувствовала себя ужасно, – скажет она много месяцев спустя. – Я чувствовала, что могла бы предотвратить это. Я думаю об этом каждый день».
Насколько важным для расследования стало (или не стало) заявление Таннер, будет оставаться вопросом еще долгие годы.
Кейт Макканн, в свою очередь, снова и снова упрекала себя в кое-чем другом – мелочи, которая беспокоила ее еще до того, как она обнаружила пропажу дочери. Ранее упоминалось, что за ужином в последний вечер она вспоминала момент, когда Мэдлин спросила, почему ее мать не пришла к ней накануне вечером, «когда мы с Шоном плакали».
Мэдлин не ответила, когда мать попросила ее сказать больше. Как и все дети, она быстро отвлеклась и уже забыла, о чем они разговаривали. После того как она исчезла, Кейт не покидали мысли об этом инциденте – достаточно, чтобы сказать португальской полиции, что она считает вопрос Мэдлин «странным». Она снова упомянула об этом британским полицейским, когда они разговаривали с ней в Прайя-да-Луш два дня спустя.
