. Однако современное поколение — или по меньшей мере его представители, бывшие передо мной, — нуждалось в способах борьбы с волнением и печалью. Кроме того, обводя взглядом помещение с мальчишками, которые сидели на трибунах, на полу и на свернутых матах, а порой и стояли, опершись о стены, я поразился тому, насколько они нуждаются в том, чтобы взрослый человек позволил им нарушить негласный запрет и побеседовать друг с другом. Они преодолели воображаемую границу — по моему указанию, но ни за что не сделали бы этого по собственной воле.
Некоторым было тяжело справиться с упражнением, и они отказывались продолжать. И хотя большинство, невзирая на неловкость, решились на участие, они все равно юлили и лавировали, упрямо не желая касаться незнакомых и запретных тем. Один мальчик настолько разнервничался, что начал отвлекать соседей, после чего открыто признался: «Мне не о чем рассказывать». И Ньюкирк, и психолог Уильям Поллак (автор книги «Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве») точно описывают «двойные стандарты» в сфере эмоционального взаимодействия мальчиков. Поллак сказал следующее: «Мальчик знает: если он сам сядет и начнет говорить о своих низких оценках, болезни матери или одиноких выходных, он нарушит „мальчишеский кодекс“»>11.
Когда мы обсуждали результаты упражнения, я пришел именно к таким выводам — чем не преминул поделиться с мальчишками. Большинство мужчин привыкли скрывать свои внутренние переживания. Прежде чем начать консультацию с позиции взрослого человека, я признался мальчикам, что не помню, когда сам последний раз давал волю чувствам. На самом деле я вообще не мог вспомнить, чтобы кто-то спрашивал меня о моих ощущениях, — ни родители, ни учителя, ни тренеры, ни даже друзья этим не интересовались. Если эмоциональный интеллект заключается в чтении чувств и переводе их на язык слов, то я, по сути, стал слепым и немым в этом плане. Совсем как некоторые мальчики до этого, я испытывал сильное смятение, желая поделиться тревогами с ближайшими друзьями или родителями. Я понимаю мальчиков, которым «не о чем рассказывать». Моя эмоциональная сторона всегда была покрыта завесой тайны, и я был совершенно не в силах понять, как мне выразить чувства.
Очевидно, результаты исследования о «настоящих мужчинах» верны и за подавление чувств действительно приходится платить. К счастью, правила чувствования, определяющие эмоциональное развитие, меняются. Доктор О’Нил, основываясь на анализе исследований, поделился оптимистичными прогнозами. «В Америке происходит сдвиг парадигмы того… как жители США воспринимают мужскую эмоциональность, — пишет он. — Мужчины как никогда прежде свободны быть уязвимыми, эмоциональными людьми»
