Эти два слова Сол понял, благодаря своим занятиям с падре Д’Эредита.
— Он что, пробежал всю дорогу? — спросил Вандербильт у своего компаньона, оглядываясь на путь позади.
— Похоже на то. Мне даже представить такое страшновато.
Уловив лишь несколько отдельных слов — он, мне, такое, — Сол попытался вручить джентльменам бумагу, которую они забыли.
— Это importante? Да?
Вандербильт рассмеялся — но не насмешливо. Это был тихий, добрый смех.
— Говоря откровенно, у нас есть и лучшие изображения. И, будь уверен, мы уже включили в них мысленно твои исправления. Это можно выбросить.
Он изобразил жестами, будто что-то отбрасывает. Но вдруг заметив и, возможно, испугавшись выражения лица Сола, замолчал.
— Или ты можешь оставить его себе? — Он указал на Сола и скрестил руки к груди, как будто прижимая что-то к себе. — Lo tieni tu. Оставь себе.
— Grazie.
Вандербильт наклонился к нему.
— Я нанимаю на работу очень много людей, чтобы построить в Америке свой дом. Очень много камнерезов, строителей. — Он помолчал, как бы давая Солу время понять. После чего повторил это по-итальянски.
Сол заставил себя благодарно кивнуть.
Он не стал говорить — ни на ломаном английском, ни по-итальянски, — что он сицилианец, а не из этих северных итальянцев, которые смотрят на таких, как он, свысока. Также он не сказал, что камнерезы — как раз северные, особенно те, что живут в предгорьях Альп, где отцы смолоду учат сыновей этому древнему искусству. А его народ выращивает лимоны и апельсины, а своих сыновей растит просто сильными, и они потом идут в армию или занимаются контрабандой, пока смерть или эмиграция не разлучает их со своей землей.
— Да, — сказал Сол вместо всего этого. — Мне нравится. Grazie.
Потому что однажды — кто знает, — может, он тоже захочет поехать в Америку.
Вандербильт вынул из внутреннего кармана небольшой бумажный прямоугольничек.
— Вот моя карточка. Я понимаю, что шансы невелики, но мне нравится человек, который готов бегом догнать лошадь с коляской, чтобы вернуть забытый рисунок. Если ты когда-нибудь будешь в Америке, то приходи работать ко мне. — И улыбнулся робкой мальчишеской улыбкой. — Ну, конечно, если захочешь. — И снова повторил все это по-итальянски.
Все это случилось много лет назад.
Еще до того, как Сол понял, что не сможет, как планировал, вернуться из Флоренции домой, в Палермо, потому что на Сицилии был такой голод, что весь изможденный остров уже съел все, что не сгнило, не прокисло и не провоняло окончательно. И теперь медленно умирал от голода.
