Stupido, обругал Сол сам себя. Cosi dannatamente stupido.Надо же быть таким идиотом, чтобы врать тому, кто с легкостью может разоблачить тебя.
Теперь, даже если им с Нико удастся отыскать того, кто принимает решения о найме на работу, какими будут их шансы? Даже если ему удастся скрыть все свое прошлое — с мертвым начальником полиции у своих ног.
Даже если ему удастся доказать, что Джон Вандербильт когда-то давно обещал взять его на работу, его все равно не возьмут, если эта гостья Билтмора поговорит с его хозяином. Потому что никто никогда не наймет лжеца.
Не говоря уж об убийце.
Кивнув, Сол очень отчетливо выговорил правильные слова:
— Желаю вам доброго вечера.
Затем, снова вскинув Нико к себе на спину и не глядя, смотрит ли всадница на него, зашагал дальше по подъездной дороге.
Нико дрожал — возможно, от холода. А может, от страха.
Сол не позволял себе дрожать от холода. После работы в каменоломнях Пенсильвании он твердо знал, что никогда нельзя позволять себе признавать, насколько ты замерз — это опасно.
— Стисни зубы, — учил его старый итальянец. — И не жалуйся ни единым словом. Senza parole. А то холод услышит тебя и станет еще сильнее.
Сол пробирался по грязи. Его спина ныла и от жестких сидений в поезде, и от тяжести мальчика. При тусклом свете луны, пробивавшемся сквозь остатки тумана, он различал дорогу в мутной темноте. При каждом шаге по мокрым листьям раздавалось мягкое чавканье.
Влага собиралась в капли и стекала с резных кончиков кленовых листьев — должно быть, наступали заморозки. Как и говорила тетушка Рема из поезда, подъездная дорога вилась петлями и шла через каменные мосты. Под деревьями, какие не растут в Палермо.
Идти дальше в такой темноте было бессмысленно. Но после всех этих лет Сол просто должен был увидеть здание, создание которого он представлял себе, начиная с рисунка на бумаге. Должен был, несмотря на слабый свет луны в тумане, несмотря на Нико, прилипшего к его спине, как морские желуди к днищу того корабля, что привез их в эту страну.
— Билтмор, — сказал он вслух. И тут же, к изумлению Нико, добавил: — Здесь работали — и жили — талантливые мастера Сальваторе Франсис Катафальмо и Николас Петер Катафальмо. Сицилианцы. Поэты. Всадники. Джентльмены. — Он сделал паузу. — E fuorilegge. Al tuo servizio.
И нарушители закона. К вашим услугам.
Сколько раз он повторял все это каждый день в пансионе. Хотя не ту часть, про нарушителей — это было до того, как он стал таким. Но
