— Думаю, много. Но ты же любишь масштаб.
— Это точно, — рассмеялся Соснин. — Ловишь на слабостях?
— Если честно, то без тебя мне пришлось бы туго...
— Ладно уж, — смущенный признанием друга, перебил его Николай.
* * *
Димка чувствовал необходимость сказать что-то очень важное, всего несколько слов — их надо только найти — и все будет хорошо: но насмешливые взгляды, которые Жанна время от времени бросала на него, лишали Димку остатков уверенности. С каждым шагом он все больше боялся начать разговор и, как все робкие люди, пытался уверить себя, что он это непременно сделает потом, позже или еще лучше — завтра.
Когда час назад они случайно встретились в сквере и Жанна приветливо поздоровалась и предложила побродить, он подумал, что ослышался, настолько неожиданно прозвучало для него приглашение. Сердце учащенно застучало где-то у горла: сколько раз он видел себя рядом с Жанной, хотя понимал, что воображение заводит его слишком далеко. Разве может он понравиться ей? Высокий, худой и нескладный, с редкими рыжеватыми волосами, в очках, толстые стекла которых делали его взгляд каким-то приниженным. А уши? Недаром когда-то его звали «Лопух». Вообще, если объявить конкурс на количество прозвищ, то первое место ему обеспечено. Его рыжие кудри воодушевляли дворовых ребят на сочинение двустиший. Когда, еще в шестом классе, он увлекся монтированием транзисторных приемников, то сразу стал «Локатором». В седьмом классе он вынужден был надеть очки и превратился в «Очкарика». Потом последовательно становился «Антенной», просто «Длинным», «Дохлым», «Дохликом» (так называли его девочки) и, наконец, «Шкилетом». Это последнее прозвище так прикипело к нему, что он и не заметил, как стал отзываться на него.
Постепенно Димка научился жить воображением: здесь был простор необъятный, никто не мешал ловкому, смелому Дмитрию Осокину совершать самые невероятные подвиги. Как-то еще в третьем классе Димка рассказывал Толику Кириллову о немецкой овчарке Дике. Вместе с Диком Димка творил чудеса: спасал девушку от бандитов, находил по следу воров, обокравших соседей. Толик слушал эти басни с открытым ртом и восторгался. Но вскоре Толик поделился услышанным с Димкиным соседом — Колей Хрулевым, и Димка сразу стал «Мюнхгаузеном». Новое прозвище настолько его уязвило, что он пожаловался маме.
— За что же они тебя так прозвали? — возмутилась Варвара Степановна, не чаявшая души в сыне.
— Не знаю, — соврал Димка.
