Что же делать с предположением Уокера о том, что эти же люди рассматривали длительное отсутствие короля как "ослабление" парламента? В недавно опубликованной History of Parliament (Истории парламента) за этот период, безусловно, есть тому подтверждение[15]. Здесь мы видим графства, в которых ведущие члены местного сообщества не играли постоянной роли в парламентских выборах;[16] все меньше опоясанных рыцарей участвовали в выборах или были избраны в парламент;[17] и, что более важно, графства теперь все чаще представляются джентри, иногда низшими джентри, вместо вышестоящих, которые не добивались избрания[18]. Картина, конечно, не однородна; в некоторых графствах чувство общности было сильнее, чем в других[19]. Неясно также, чем были вызваны изменения, которые, следует подчеркнуть, уже начались, но стали более выраженными в правление Генриха. Было ли это вызвано отсутствием ведущих деятелей графства находившихся во Франции? Или это было снижение привлекательности парламента, когда и король, и лидеры английского общества воевали за границей?[20] Или, опять же, как в случае с Вестморлендом, возможно, дело было в отдаленности графства и очевидной "неважности" парламента (кроме налогообложения) для общества, больше занятого проблемами местного беззакония, чем войной во Франции?[21] В любом случае, есть намеки на то, что после возвращения короля и многих дворян в Англию в 1421 году возродился интерес к числу и рангу тех, кто участвовал в парламентских выборах и был избран в парламент[22]. Политический процесс, который, возможно, пострадал во время трех с половиной лет отсутствия Генриха, вероятно, начал восстанавливаться в последний год, или около того, царствования.
Те, кто, добившись успеха, умирают раньше своего времени, всегда оставляют вопрос без ответа: могли ли они добиться большего? В случае Генриха V этот вопрос ставится по-разному, но в итоге сводится к следующему: мог ли он воплотить в жизнь договор в Труа и добиться эффективного объединения английской и французской корон под властью одного человека?
Традиционный вердикт гласит, что это было бы трудно, но не невозможно. Безусловно, потребовалась бы новая мобилизация людей и денег на неопределенный срок для того, чтобы, как того требовал договор, фактически разделивший страну на двое, завоевать те части Франции, которые не признали законность его условий. К концу своего правления, как будет показано ниже, Генрих чувствовал себя менее оптимистичным, чем прежде. Не зашел ли он слишком далеко, став "неспособным принудить к миру на своих условиях и неспособным в равной степени поддерживать бесконечную войну"?
