В античных произведениях метаморфозы — всегда следствие определенных мыслей или внутренних побуждений того или иного героя, персонажа: изменение же облика только выводит на свет скрытый строй его души. Луций, герой романа Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», по ошибке употребив волшебное снадобье, приготовленное для другого, превращается в настоящего осла. «И ничего утешительного в злосчастном превращении моем я не видел, если не считать того, что мужское естество мое увеличилось…» — описывает Луций свои чувства в момент превращения. В ослиной шкуре он бродит в поисках эликсира, который должен вернуть ему человеческий облик. А его злоключения — словно своего рода наказание за чрезмерное увлечение плотскими удовольствиями. Дважды Луций претерпевал внешние перевоплощения, но его внутренняя духовная сущность не изменилась. Колдовство не повлияло на общее направление мыслей и чувств героя, оставшихся человеческими.
В произведении Лукиана «Лукий, или Осел» герой обращается в «длинноухого» тоже случайно. И в ослиной шкуре продолжает жить человеческими помыслами.
Анализируя идеи Пифагора о перевоплощении, француз Эдуард Шюре в книге «Великие посвященные» высказал весьма остроумную мысль: «Учение о перевоплощении объясняет как самые ужасные страдания, так и самое завидное счастье. Нам становится понятен даже идиот, когда мы знаем, что его тупость, от которой он страдает, есть последствие преступного употребления разума в предшествующей жизни». (Шюре Эдуард. Великие посвященные. М., 1990. С. 289.)
Благодаря философским изысканиям Пифагора можно, пожалуй, раскусить и любого осла, сколь бы безмолвен или, наоборот, криклив он ни был!
Под иным углом изучал эту проблему Гилберт Честертон в трактате «Святой Франциск Ассизский». Он припоминал, что в древности некоторые боги любили являться на землю в ослином обличье: считается, что Франциск называл себя ослом, но истина в том, что прежде имя Франциск давали настоящим четвероногим — ослам, превратившимся позже в героя или полубога, указывает философ и писатель Честертон. Добавим: святой Франциск звал братом конкретного осла, сестрой — конкретную ласточку, подразумевая возможность того, что в скромную птаху вселилось какое-нибудь божество. И в этом была дань уважения к природе, ко всем существам, обретшим приют на ее лоне.
Идея перевоплощения совершенно естественно и непринужденно укладывалась в средневековый быт и в представления того времени. Не об этом ли свидетельствует не лишенный философской подоплеки вопрос Тиля Уленшпигеля (героя романа Шарля Де Костера), заданный кухарке графа Мегема: «Если бы ты была ослицей, приглянулся бы тебе такой осел, как я?»
