Способность творить — это самое исконное, первичное, коренное в человеке, то, чем характеризируется его сущность. В творчестве человек при интуитивном озарении соприкасается с первичной субстанцией вселенной, которая в нашем понимании есть полное знание. Однако творческие способности у массового человека в социуме обычно затенены, поэтому творческое отношение к жизни ему малодоступно или недоступно совсем, как же мы можем требовать от человека императивного выполнения долга, если инструменты его реализации скрыты от мира? Никак.
Нравственные правила в обществе должны соответствовать степени раскрытия природных способностей граждан, иначе государство оказывается лицемерным. Чтобы общество становилось все более нравственным, необходимы не только моральные кодексы, библейские заповеди и высоконравственные законы, но в первую очередь — социально-экономические условия, раскрывающие природные способности его граждан.
Когда оригинальные природные способности человека не раскрыты, то его нравственность оказывается флюгерной, и ее приходится поддерживать в обществе с помощью правил и законов. Казалось бы, ничего не значащая рокировка во взаимодействиях человека с окружающим миром, но из нее вытекают все проблемы человечества, и они не будут разрешимы до тех пор, пока эти правила и законы не станут вытекать из потребностей человека, а не общества.
Приспособительные возможности человека огромны, поэтому последствия фактической безнравственности людей растянуты во времени. Внутри этого временного промежутка дети, в своем большинстве отделенные от своих природных обязанностей, взрослея, превращаются в героев Кафки (художественное отображение человека, отделенного от своих природных способностей в западной культуре) или в мелких бесов Федора Сологуба — в русской. И мир людей стал сюрреалистичным.
Государство, не обеспечивающее для своих граждан их сокровенных прав, то есть конвейерным способом штампующее мелких и крупных бесов (а таковых в мире почти сто процентов), враждебно сути человека, поэтому идеология анархизма предполагает его насильственное упразднение, однако более разумным, нам представляется, принуждение государственной бюрократии к выполнению своих системообразующих обязанностей. После этого институты государства начнут отмирать сами по себе. В системе, самоорганизовавшейся за счет природных способностей своих членов (улей, муравейник, община, коллектив), вожди и прочие управленцы излишни.
