Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет | страница 3



Если музыку делает тон, то тем более тон делает поэзию. Тон стиха многое решает, и тон стихов Михаила Луконина, создающий ощущение трепетности и нервности, стал созвучен нашей эпохе, эпохе войны, той тревоге и напряженности, которая была разлита в воздухе. Но и сами старые мастера заговорили по-новому. Они как бы зажили новой жизнью.

Николай Тихонов, старый солдат еще первой мировой войны, Михаил Светлов, чоновец гражданской войны,— вдруг обрели новые интонации, новый тембр голоса.

Павел Антокольский создал поэму, посвященную человеку нашего поколения, своему сыну, погибшему в боях, который был почти мой сверстник,— лишь на два года он был меня старше.

Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летают.
Прощай. Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам. Снятся и тают.
Мне снится, что ты еще малый ребенок
И счастлив, и ножками топчешь босыми
Ту землю, где столько лежит погребенных.
На этом кончается повесть о сыне.

Александр Твардовский развернул поэтические широкие полотна. Его Василий Теркин был как бы главным героем войны, ее главным персонажем. И были такие стихи:


Две строчки

Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела,
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал,
Да лед за полу придержал...
Среди большой войны жестокой,
С чего — ума не приложу,—
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый,
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.

И по-своему откликнулась Анна Ахматова, так же неистово проникновенно, как в своей лирике, она заговорила о войне.

Поэзия Великой Отечественной войны и ближайших к ней лет— это хор. Как в полифоническом хоре звучат голоса разных и все же в чем-то близких друг другу поэтов. Интимный голос Ахматовой сочетается с могучим эпохальным голосом Твардовского, они как бы дополняют друг друга,— таких разных в своей индивидуальности, их объединяет искренность и потрясение.

Помню, как один знакомый прислал мне вырезку из фронтовой газеты с текстом песенки «Давай, закурим!». Брат отца прислал вырезку стихов из своей фронтовой газеты. Люди делились радостью, им хотелось, чтобы радость от восприятия поэзии пережил и другой, близкий человек.

«Жди меня» К. Симонова потрясло со страниц газеты всю Россию. Стихотворение, звучавшее как заклинание, переписывалось, читалось с эстрады, звучало по радио.