Как только взрослые удалились, мы с Кяундзей и Лэтэ стали на лыжи и осторожно, чтобы никто нас не заметил, пошли на кладбище. Около устья Сукпая, на возвышенном берегу, среди леса был уже. приготовлен шалаш, под крышу которого поставят гроб Ангирчи. Мы спрятались на берегу у края обрыва и оттуда наблюдали все, что делалось там, около шалаша. Ангирчу положили головой на запад. Ведь это был его закат. Рядом поставили оморочку. На ней придется там переправляться по рекам.
— Надо проводить собаку вместе с хозяином, — сказал дедушка. Смысл этих слов мы поняли сразу же, как только на шею Дзяуги была наброшена петля.
— Ой, ой! — шепчет Кяундзя, — собаку убивают!..
— Тише ты, нас услышат.
Дедушка перекинул один конец веревки через большой сучок дерева и потянул веревку. Дзяуга повисла в воздухе и задрыгала ногами. Я зажмурился. А когда снова посмотрел туда, собака уже качалась мертвая. Глаза Кяундзи были полны слез. Дзяугу сняли с дерева.
— Ласкается к хозяину, — заметил кто-то, когда ее пушистый хвост коснулся гроба.
Мы побежали домой, прежде чем взрослые покинули кладбище. Но куда мне идти? Ведь теперь у нас не было юрты. Соседи приютили нас до весны.
Ангирча и Яту любили друг друга. Это был редкий брак, освященный дружбой. Потому так горько и долго оплакивала свою судьбу маленькая несчастная женщина.
— Теперь мне остались одни мученья, — говорила она, не переставая плакать. — Всю жизнь придется страдать.
В тот же день, когда похоронили Ангирчу, бабушка сделала теунки — куклу из материи, Теунки нарядили в халат умершего, подпоясали ремешком. Каждый вечер, когда Яту ложилась спать, она брала теунки с собой. Во время еды ставила кукле все, что ела сама. Так было целый год.
Яту за это время ни разу не меняла одежды, которую ей полагалось носить. Она ходила с распущенными волосами, не заплетая кос, на лбу носила белую повязку. Я соскучился о песнях Яту и как-то спросил у бабушки:
— Почему Яту не поет теперь? Почему она все время ходит в белом халате?
— Так нужно, — ответила бабушка, — она вдова. Зачем ей наряжаться? Грешно надевать другие одежды. Песни петь тоже грешно.
— А почему иногда мы называем ее Мангмукэй[34]?
— О, это длинная история. Когда твой отец был вот такой, как сейчас ты, у него была сестра Аджига. Мы жили в верховьях Сукпая. Как-то раз дедушка твой ушел на охоту. Я сидела в юрте одна с ребятишками. Пришел нанайский торговец Пуга. Нарты поставил около юрты. Пуга посмотрел кругом, стал просить у меня Аджигу. Я сказала, что не торгую своими детишками. Он засмеялся и схватил Аджигу за руки. Я стала отнимать девочку. Но Пуга ударил меня так сильно, что я потеряла память. Очнулась, когда нарты его были уже далеко…
