— Чечилия, перестань…
Я отодвинулась от стола, потянув за собой салфетку и нож.
— …и не говори со мной таким тоном.
Тюк.
Тюк.
Тюк.
Я пристально посмотрела на маму. Она снова чистила яйцо.
Наконец она закончила и положила белое блестящее яйцо на ложку.
— Почему ты обсуждаешь со мной ее увольнение? Я имею в виду на самом деле. В чем настоящая причина?
Мама жалобно посмотрела на меня снизу вверх.
— Присядь, ну же. Ты всегда полагалась на нее, а теперь…
— Я поняла. Дело в моей глухоте. Сначала ты позаботилась о том, чтобы она осталась со мной рядом после школы, потому что боялась, что я буду одинока…
— Все не так, — попыталась прервать меня мама.
— Потому что у меня не было друзей. А теперь ни с того ни с сего я должна стать самостоятельной! Тебе невыносимо видеть двадцатидвухлетнюю дочь, которой не светит карьера, — так, что ли? «У нас крепкая семья. Мы всегда обходились без чьей-либо помощи, женской или мужской…»
Мне только и оставалось, что плеваться желчью. Не умею выяснять отношения. Мне никогда не давали шанса научиться. Именно поэтому во время ссоры я могу припомнить серьезную обиду, которая болезненно гложет меня, и слово за слово атмосфера накаляется.
А если разбить тарелку, чтобы стало ясно — я говорю серьезно? Я положила руки на стол, надеясь взять подходящую по форме и размеру тарелку. Остановилась на маленькой. Даже изрядный запас злости не придал мне смелости.
— Чечилия, мне неприятно тебе это говорить, но ты ведешь себя как ребенок.
— Так я и есть ребенок! Девонька, вы же так меня называете. Полюбуйтесь на плоды ваших трудов. Двадцатидвухлетняя простофиля, девчонка. Тетя Эвтерпа была права. А теперь ты собираешься уволить Джаду. Уволишь ее с места сиделки или моей подруги? Давай, выкладывай!
— Я не буду ее увольнять, Чечилия! Мне шестьдесят два года, и то недолгое время, что мне отпущено прожить в здравом уме, я намерена посвятить своим сестрам, понимаешь ты или нет?
Да, я прекрасно понимаю, но спокойнее мне не становится.
— Я хочу отписать тебе магазин пасты, когда окончишь институт.
Повисла напряженная тишина.
Работать в магазине… Там мне спокойно. Я родилась в окружении свежей пасты. Согласись я на мамино предложение, следующие сорок лет проведу, торгуя пастой.
Если я возьмусь управлять магазином, время для меня остановится. Я спрячусь там, как когда-то пряталась под столом, в моем лучшем убежище.
Через несколько лет за покупками начнут приходить дети нынешних клиентов, а синьора, которая заказывает анолини с шалфеем и сливочным маслом, не придет. Она живет одна, большая банка соуса в холодильнике у нее портится…
