Оглушенный ударом, ослепленный то ли фарами самосвала, то ли совсем другим светом, Гиль ощутил полет и перегрузки. Еще он слышал звон рассыпаемого по асфальту стекла, какой-то визг и скрежет. Звон перешел в высокий и невыносимый тон и резко оборвался, и он, не успев ни удивиться, ни испугаться, ни даже приготовиться к чему-то, нырнул в глухую темноту, будто в чернильницу.
Позже, значительно позже, уже в другой жизни и в другой вселенной, некое гнетущее и давящее чувство вернуло ему ощущение существования.
И то была боль.
Его куда-то несли на носилках, и кто-то суетливо подбирал все падавшую вниз его руку. Правую, левую? Не разобрать… В следующий раз он ухватился за сознание от бившего прямо в лицо яркого света. Кто-то суетился подле, он никого не видел, но знал, что это так.
Так должно было быть.
Так и было.
* * *
— Очнулся, смотрите-ка… — послышался голос, глухой и далекий, словно из параллельного мира.
В поле замкнутого охватом его зрения пространства проник кто-то темный, не определяемый по другим признакам. В глухом пространстве жил туман, и он клубился, переливался, наплывал, струился и истекал. Пространство самоочистилось, и без тумана фигура темная таинственная превратилась в фигуру, облаченную в белое.
— Ты… — мучительно просто осознал он главное.
— Молчи, молчи, — подалась она вперед и накрыла его губы горячей своей ладонью. Что-то теплое капнуло ему на лицо. Еще раз, и еще…
— Потерпи, Гиль, — услышал он.
Она не забыла его, не забыла…
Прикосновение ее пальцев не уняло, но сделало неважной боль. Проваливаясь вновь в теплую, мягкую пустоту, столь близкую к небытию, все же успел кое-что понять.
Все дело в том, что слишком много он требовал от жизни. И требовал, и брал. Все это зря, все напрасно. Туда, в пустоту, с собой не возьмешь ничего. Но там ничто и не пригодится. А вот что нужно, так это чтобы было кому в последнюю минуту прикоснуться к твоему лицу рукой и унять боль. Так надо жить, не иначе, чтобы это было возможно. Вот в чем спасение и смысл. Для всех.
Ах, если бы жить…
— Готовьте к операции. Быстрей! — распорядилась Свелта.
Но слов ее он уже не слышал.
Не знал он и того, что выскочившего на дорогу мальчишку звали так же, как его.
Он улыбался из пустоты, светло и безмятежно, как в те времена, когда его звали Гиль.
1982.
