Вот она стремительно покидает комнату. Хлопает дверь.
— Уф! — подает голос стул. — Наконец-то. Задергала она меня сегодня вконец. Какое скверное настроение, право… Кошачья шерсть!
— При чем здесь кошачья шерсть? — осведомилась лампа с высоты своего положения. — И вообще, почему вы все время скрипите? Чем вы не довольны? Объясните-ка нам.
— Что-что? — переспросил стол.
— А я бы его уколола, — вожделенно произнес прибор голосом ручки.
— Хи-хи! — обрадовалась невесть чему корзина.
— Тише!
— А вот скажите мне, были бы вы довольны, если бы вам на голову постоянно садились? В буквальном смысле? Особенно коты. Ненавижу котов! Эта шерсть… тьфу! Скверное настроение. Ох, судьба… .
— Позвольте узнать, когда в последний раз вы наблюдали кошачьих в этом доме? И где именно у вас собственно голова? — спросила лампа, невинно улыбнувшись трещинкой в стекле. — Вот эта, простите, засиженная подушечка и есть голова? Умоляю, не говорите об этом никому. Засмеют!
— Что-что? — снова попытался вникнуть в суть стол.
— Ах, я бы его уколола…
— Ха-ха!
— Вам хорошо рассуждать, — вздохнул стул. — Вы — наверху. А тут… Нет, чем такая судьба — лучше полное ее отсутствие.
— Ах, не говорите про судьбу, не говорите! Не говорите так. Когда я думаю про свою, горемычную, у меня от печали и безысходности запотевает стекло. А это вредно, оно и так ведь надтреснуто. Я, знаете, тоже желала бы многое изменить. Моя доля — рабская, кто захочет — включит, кто пожелает — выключит. А я жажду гореть сама по себе. Гореть и светить. Сама, понимаете? Происхождение-то у меня — слава Богу! И потому — молчите, молчите! Лучше напрягите фантазию и вообразите, что там, где, вы говорите, у вас голова — у вас не голова.
— Что-что? Вот это да! — не поверил своим ушам стол.
— Ух, я бы…
— Что же может быть на месте головы, если не голова? — не проникся мыслью лампы стул. — Объяснитесь-ка.
— Все очень просто, мой друг. Вообразите, нам, женщинам, иногда нравится посидеть на коленях у мужчины. Мужчинам, напротив, частенько бывает приятно подержать на руках женщину, заметьте — чужую женщину. Вы, надеюсь, мужчина? Включите ваше воображение. Или, быть может, вы наказаны его отсутствием?
— Не помню, если честно, ничего такого. Очевидно, где-то должно быть. Засиженное котами, но…
— Вот и чудесно! Напрягитесь. Воображение — великая сила.
— Но я бы его все-таки ужалила, — настаивал на своем прибор.
— А я бы облила чернилами, — сам же от себя и добавил.
