Дискутировали долго, Танеева успела принести легкие закуски с новой порцией чая. Наконец, согласовали все позиции, мне пришлось сдать Столыпину должность начальника Комитета. Кто им будет — не знал ни я, ни сам премьер. Отказался также и от идеи “товарища” премьера. Столыпин совсем не хотел себе зама, который может его подсидеть.
Пока мы торговались, депутаты согласовали финальный вариант Конституции. Многое отстоять не получилось. Ни избирательного права для женщин, ни всеобщих равных выборов… Еле отбил единоличное назначение губернаторов Столыпиным. Тема Синода и обер-прокурора тоже подвисла, решили вынести ее на голосование Думы отдельным вопросом. Хотелось, конечно, пораньше пустить Православную церковь в свободное плавание, дать архиепископам-митрополитам столь чаемого им патриарха, но сейчас важнее было не опрокинуть лодку, которую и так штормило.
Голосовали за Конституцию несколько раз. Сначала взбрыкивали октябристы, потом с очередными правками прибежал Головин — у кадетов подгорело с Финляндией.
— Ее статус определим позже — отрезал я — Скорее всего отменим все привилегии и сделаем княжество просто губернией. Но сначала туда надо будет ввести дополнительные войска. К бабке не ходи — начнутся волнения. И по Польше також придется что-то решать.
Опять споры, кулуарные интриги… Только сейчас октябристы и Ко поняли, какую власть получает не просто Дума, а главы комитетов. Опять пошла торговля. Конституцию мы могли принять простым большинством, но я хотел ⅔. А желательно единогласно. Понятно, что националы будут против, левые скорее за — перед ними открывалась возможность взять всю следующую думу. Образованных среди эсеров и трудовиков — пруд пруди. Оставалось убедить октябристов. Делать было нечего, пообещал переголосовать комитеты. От обещал ведь никто не обнищал, правильно?
Наконец, рано утром, двадцатого декабря 1907-го года, в пять тридцать, подавляющем большинством мы, сонные и вусмерть уставшие, приняли Конституцию. 402 голоса за, сорок один против. Каждого заставил лично подписаться на огромном листе-приложении. Те, кто против, тоже. Страна должна знать своих героев!
Собрав все документы, я помчался в редакцию Слова. Там тоже не ложились спать — ждали. Точнее попытался помчаться. Дорогу из приемной мне преградила Елена.
— Ты?!? — я обалдело уставился на эсерку, которая была одета под мещанку. Простенькое, серое платье, замызганный полушубок. На голове — цветной платок.
