– Гляди-ка, вот и моя жена, полный комплект баб! – рявкнул Анри, срывая с шеи позорящий его шарф.
– Не понимаю, что тут удивительного! – воскликнула Мари-Лор.
– Да не то удивительно, что вы здесь торчите, и одна и другая, – парировал Анри, – а то, что я еще жив – между двумя особами, такими… такими… как бы это сказать… такими живучими, да, именно так – живучими…
– А вы сами разве не такой?
Голос Мари-Лор, которому она хотела придать саркастический оттенок, прозвучал довольно пронзительно. И Анри, оставив позади обеих разъяренных женщин, быстрым шагом направился к уродливой гостиной, успев обойти саквояж, брошенный кем-то прямо посреди коридора, и пнуть его прямо на ходу.
– Это еще что такое?
– Это мой брат, представьте себе, дорогой друг. Мой брат Филипп, он приехал к нам на несколько дней.
– Ну надо же, миляга Филипп у нас в гостях!
Многочисленные недостатки Анри Крессона, скорее, являлись отсутствующими достоинствами: он был не таким уж злым или скупым – просто никогда не старался казаться любезным или щедрым и притом выказывал полнейшее равнодушие к суждениям окружающих. На самом деле он был от природы довольно гостеприимным, и присутствие мужчины – настоящего мужчины, ибо родной сын казался ему теперь скорее ангелом или призраком, – хоть как-то утешало его.
– Наш дорогой старина Филипп… Давненько мы его не видели. Хотя… ну да, три недели назад… Надеюсь, он в добром здравии и не страдает от «любовных» напастей.
Он особо подчеркнул слово «любовные», зычно расхохотался и вошел в гостиную, оставив за спиной уязвленных женщин.
* * *
Анри женился на Сандре вскоре после кончины своей жены, которую – это было общеизвестно – очень любил, хотя никогда не признавался в этом; он так и не оправился от этой потери. После свадьбы он целых две недели «оказывал внимание» Сандре, после чего слегка забыл о своем супружеском долге и удостаивал ее «вниманием» лишь эпизодически. Сандру, отличавшуюся слабым здоровьем, эта забывчивость вполне устраивала.
Разумеется, в этой туренской глуши не было недостатка в женщинах, которые с самого начала могли бы сообщить Сандре о похождениях ее благоверного. Тем не менее, невзирая на их множество и кипучую энергию, Анри Крессон ни разу не огорчил жену похвальбой или признанием в своих забавах на стороне. Он «наведывался в Париж», как тогда выражались, и возвращался взбодренным, но помалкивал, считая, что скрытность – наименьшее из зол по отношению к супруге, которую ничем не мог реально осчастливить.
